От солнца к солнцу

А пока — на участок сварки, куда рольганги и самодвижущиеся тележки уже понесли трубу-заготовку. Вот они, патоновские станки-автоматы, младшие братья харцызского первенца. Бесшумно исполняют свою огненную работу. Подплывает труба. Валки «дожимают» ее кромки, вплотную стыкуют их. Сверху сыплется порошок — флюс, образуя по стыку желтоватую дорожку. Кончики электродов не видны: они укрыты флюсом, корочкой. Ни ослепительных вспышек, ни брызг раскаленного металла. Не очень эффектно, но очень здорово. Сварщик сидит перед автоматом и тоже выглядит буднично, не так, я бы сказал, романтично, как сварщик, работающий вручную. Нет синих очков, нет в руках держателя с электродом, на конце которого трепещет лиловый цветок. Но зато как удобно! И какая превосходная электрическая машина в полной твоей власти!

Плывут и плывут заготовки, подставляя незаштопанные бока сварочным автоматам. А тем только дай работу! Вмиг наложат шов. Могут варить непрерывно. И им все равно, какой длины труба: в десять метров или в сто… Лишь бы электродной проволоки хватило. За этими работягами не так просто угнаться. Тем более, что их шестеро. По три в линии. И вот эти две сварочные так и подгоняют формовочную линию. Трудновато ей было на первых порах, в дни становления цеха.

Об этом многие мне рассказывали.

Рассказывал Иван Алексеевич Дудинов, коммунист, инженер-механик с многолетним стажем, через чьи руки прошло все оборудование, поступавшее в цех. Через руки! Иван Алексеевич из тех инженеров, ладони которых всегда в мозолях и машинном масле. Может быть, такое и не обязательно для инженера. Но у Дудинова твердое мнение по этому поводу. Грош цена, считает он, инженеру, не умеющем; держать в руках напильник.

Рассказывал «юный бог автоматики», как называют в цехе комсомольца Владилена Ковзуна, инженера-электрика, «директора-распорядителя» двух тысяч моторов, десятков тысяч реле, контакторов, магнитных усилителей. У молодого человека, недавнего выпускника московского Энергетического института, нервное, подвижное лицо, всклокоченная шевелюра. И пожалуйста, не обижайтесь на его немножко отсутствующий взгляд во время разговора с вами. Просто он подумал в эту минуту о том, как бы упростить схему одного из автоматических устройств, и, кажется, нашел оригинальное решение…

Я слушаю их и переношусь мысленно в памятное для цеха лето, когда шел монтаж и запуск оборудования. Даже сей-72 час, вспоминая события тех дней, Иван Алексеевич, человек сдержанных чувств, волнуется. Пуск цеха совпадал с завершающими работами на строительстве газопровода Ставрополь— Москва. Трубы туда поставлял Харцызск с его единственным станом-автоматом: магистраль была на голодном пайке. И строители с мольбой во взоре, с надеждой поглядывали в сторону Урала, в сторону Челябинска. А там, как говорят моряки, была полундра. Машины, каждую в отдельности, собрали, смонтировали, а целиком формовочную линию никак не могли пустить. Со сваркой, поскольку имелся уже опыт Харцызска, сразу пошло. А на формовке все станки, все прессы были людям в новинку. Да и сами люди, собравшиеся с разных заводов, из разных городов, не притерлись еще друг к другу. Но неудачи обычно объединяют. Сколачивался коллектив, околачивался вокруг коммунистов, становившихся его ядром. И это словно ощутили машины, ощутили и поддались… В августе на трассе газопровода уложили первые тринадцать километров челябинских труб, в сентябре — сорок. Глубокой зимой, когда строители, сдавшие магистраль в эксплуатацию, собрались в Кремле, добрые слова сказаны были и в адрес челябинцев.

Но сами они были настроены критически. Формовка оставалась их бедой. Вот пресс, который стоит на левом фланге, окончательно доштамповывая прошедшую через всю линию заготовку. Делал он это за сто пятнадцать секунд. Не так уж, кажется, много. Меньше двух минут. Заготовочка-то в полторы тонны. Да, две минуты в жизни — невелико время! А сто пятнадцать секунд — это целая вечность для скоростных сварочных автоматов, с нетерпением поджидающих заготовку.

— Все мы бредили секундами, — вспоминает Дудинов. — Все! От начальника цеха до уборщицы. То у одной машины вырвем секунду, то на другой выгадаем четыре, то третья подарит нам шесть. Чуть там, чуть здесь — и набегает этих, «чуть». А «Руденко» преподнес все пятнадцать!