От солнца к солнцу

И мы подходим к доске с приборами. Они «докладывают» обо всем, что делается в эту минуту на Тишинской ГЭС, третьей ступени каскада. Станция полностью телеуправляема. Командуют ею отсюда, с Хариузовки, за семь километров. А если что-нибудь срочное, требующее немедленного вмешательства? Машины не растеряются, сами поднимут тревогу, зазвонят во все звонки, и сигнал услышит у себя дома дежурный техник. Добежать ему — две минуты. Но пока еще за шесть лет ни разу не было такой тревоги. Мы проезжали потом мимо Тишинки, двери на замке. Подошли к дверям, прислушались. Из машинного зала доносилось спокойное, ровное дыхание генераторов.

Четвертая, нижняя, ступень каскада — на Ульбе, с которой сливается Громатуха. Петляли и кружили в горах, долго бежали навстречу друг другу и наконец, взявшись за руки, собрались было неторопливо пересечь долину, чтобы вынести свои воды в Иртыш. А путь перекрыт плотиной. Ульбе это в диковинку: ей еще никто не мешал в дороге. Громатуха же испытанный боец. Была у нее на пути и плотина, были и трубы, куда ее загоняли, а она опять вырывалась на простор, были турбины — всякое, словом, было. Ей ничего не боязно. Она увлекает, подхватывает за собой подружку Ульбу, и обе, одна бесстрашно, другая безрассудно, устремляются вниз, падая на лопасти турбин.

Их на Ульбинской три, все ленинградские, с Металлического завода. Эта станция была до недавнего времени самой мощной в Казахстане. Пальму первенства перехватила у нее Усть-Каменогорская, родоначальница Иртышского каскада.

— Когда шла на Иртыше стройка, мы ей электроэнергию подавали. — говорит Бердус. — А теперь наш каскад в одном кольце с Усть-Каменогорской. И в содружестве с ней питаем новое строительство, Бухтарминское.

В машинном зале — старый Дюсимбек. По тому, как он, неслышно ступая, склонив набок голову, идет вдоль генераторов, можно угадать в нем былого охотника. Почему былого? Дюсимбек и в свои шестьдесят не упустит рыси в горах и не прозевает беркута в небе. Сегодня он насторожен, как на охоте. Уехал в отпуск старший машинист и оставил Дюсимбека за себя. Ответственная вахта у старика! Не будем его отвлекать. Постоим в сторонке и понаблюдаем, как обходит он генераторы. Остановился, еще сильнее склонил голову и приставил ладонь к уху. Видно, хочет услышать, как рож-цается электричество.

Электричество!

Ого, сколько его нужно этому городу Лениногорску, который со своими рудниками, обогатительными фабриками, свинцовым заводом, кварталами жилых домов, парками, домами культуры широко раскинулся в Алтайских горах, где когда-то прозябал темный и грязный каторжный Риддер…

«500 000 пудов руды добыли в 4 мес[яца]».

Эту строку из ленинской записи я попросил прокомментировать Константина Алексеевича Миронова, бурильщика с Быструшинского свинцового рудника.

— Восемь тысяч тонн? — сказал, прикинув в голове, Миронов. — Это при той-то технике — за четыре месяца? Здорово, однако… Молодцы, ребята!

Мы стоим с ним в забое возле машины, которая похожа на буровой станок с нефтепромысла. Да и цель у нее такая же: пробурить вертикальную, глубокую, метров на сто, скважину. Таких машин я еще на шахтах не видел, хотя и полазил в них. Обычно под землей бурят под взрывчатку короткие отверстия, и чаще всего горизонтальные. А это — новинка. Проделав много стометровых скважин, заложат в каждую на всю глубину взрывчатку, установят взрыватели, проведут шнуры и где-то на командном пункте включат рубильник. Взрыв обрушит сразу сотни тысяч тонн руды. Повторяю: сотни тысяч. За один раз. Это метод массового обрушения. Он рожден здесь, в Лениногорске.

Константин Миронов — один из троих братьев-бурильщиков. Они сыновья, внуки и правнуки рудокопов. Их прадед — каторжанин, вышедший «на вольную». Все трое в одной бригаде. Бригадиром — средний, Константин. Он самый разговорчивый из братьев. У меня записан его рассказ о том, как он «перед младшим брательником осрамился»:

«…Я братишек долго не видел — всю войну и несколько лет после войны, когда на сверхсрочной оставался. Про младшего знал, что он в шахтерах. Когда воевать уходил, он еще в пятом классе учился. Так и стоял в моей памяти пацан пацаном, нос в веснушках. Никак не мог представить его себе в забое, с буром, с карбидкой. И вот как-то в полковой читальне— это уже после войны было — попалась мне газета, кажется, «Известия». Смотрю — на первой странице Мишка мой. В полной шахтерской форме. Читаю, глазам не верю: «М. А. Миронов, инициатор комплексных методов работы на полиметаллических рудниках…» Вот тебе и нос в веснушках! Завидно было, глядя на Мишкину физиономию, распечатанную в тысячах экземпляров.

Демобилизовался и куда, думаете, попал? В подчинение к младшему брательнику. Старший, тот после армии по канцелярской линии двинулся, в райсовете работал. А я решил — в шахтеры. Как-никак бурильщик с довоенным стажем. Курсы кончил… Пришел наниматься на рудник. Мишка посоветовал.

— К нам, — говорит, — новую технику прислали, познакомишься.

И добавляет с ухмылочкой:

— Ко мне попадешь, быстро подучу.