В тот же вечер сообща и сочинили. Всю историю Риддера вспомнили, как мы тут натерпелись от разных приблудных. «А теперь уж, — писали, — как-нибудь сами управимся, дорогой Ильич. Не бессильные…» А на другой день прочли это. письмо всему народу на митинге. Одобрили люди да еще пару крепких словечек вставили по адресу Лесли… Запечатали конвертик и — в Москву! А скоро поехал туда наш управляющий.
И письмо дошло, и управляющий доехал. Выслушав его, Ленин решил направить в Риддер авторитетную комиссию, сам подбирал в нее людей. А когда Ильичу сообщили, что-комиссия все еще в Москве, он написал сердитую записку:
«Случайно я узнал, ч[то] к[омис]сия (по делу о концессии Уркарта) до сих пор не уехала!
Это чудовищная волокита, верх безобразия…
Если ВСНХ будет терпеть такую волокиту, тогда надо бросать всякое «строительство».
Комиссия поехала, и ее председатель увозил с собой мандат, в котором Ленин, обращаясь к «партийным товарищам Сибири, Урала и Киргизстана», просил «оказать комиссии и всем ее членам всяческое и всестороннее содействие. Дело имеет громадную общегосударственную и общефедеративную важность».
В Риддере москвичи увидели затопленные стволы шахт, поломанные машины. Но они увидели и горняков, которые вручную откачивали воду, таскали в мешках руду. И все говорили: «Сами управимся! Без Уркарта».
Комиссия доложила об этом Ленину. Правительство отказало в концессии.
Вот было радости на рудниках!
Владимир Ильич сказал по этому поводу так:
«Мотивировка нашего отклонения договора с Уркартом выразила непосредственно, можно сказать, не только общепартийное, но именно общенародное настроение, т. е. настроение всей рабочей и всей крестьянской массы».
Старики говорят, что Ленин спас Риддер, который стал Лениногороком.
Иду в Лениногорске по следам ленинской записи.
«2 сильные реки, Ульба (?) и Граматуха?»
Владимир Ильич жирно обвел эту строчку, придавая ей, видимо, особое значение.
Реки действительно сильные. Особенно Громатуха. Она потому и прозвана так, что весной, с удивительной легкостью неся с горы огромные глыбы и 1разбрасывая их по пути, как шишки сосновые, грохочет, гремит на всю округу.
Эту бурливую алтайку впрягли в упряжку по плану ГОЭЛРО почти одновременно с Волховом, чуть позже.
|Громатухе немного обидно: плотиной перегорожена она, и вода, которая идет по деривационному каналу, вращает колеса турбин, вся до последней капельки ее, громатухинская, а станция называется Хариузовской. И только потому, что из-за рельефа местности здание ГЭС поставили поближе к этой маленькой слабосильной речушке, славящейся лишь рыбой — хариусом. Несправедливо поступили с Громатухой. Но она, невзирая на это, честно и бескорыстно трудится на пользу человечеству с 28 июня 1928 года.
В тот день у главного щита управления Хариузовской ГЭС дежурил молоденький монтер Ваня Бердус, за месяц до этого закончивший Омский политехникум. Он и включил тогда рубильник…
А сейчас мы едем по алтайским горам с директором Лениногорского каскада гидроэлектрических станций Иваном Васильевичем Бердусом, и он охотно знакомит с обширным своим хозяйством.
К сожалению, нельзя попасть в это время года на самую высокогорную станцию каскада, на его первую ступень, Малоульбинскую ГЭС. Она стоит на вершине белка (а белками здесь зовут горы, на которых никогда не тает снег) и вырабатывает электричество за облаками, на высоте 1800 метров от уровня моря. Все перевалы забиты снегом, хребты обледенели, и проникнуть к Малоульбинке могут только самые рискованные лыжники. К таким принадлежит и Бердус, который изредка навещает зимовщиков. Их там шестнадцать. Им вверена не только станция. Они наблюдают также и за большим искусственным водохранилищем, образованным из горных речушек и питающим зимой весь каскад.
Сегодня утром Иван Васильевич звонил при мне туда, за облака, интересовался, как ведет себя Громатуха. Ее весеннее пробуждение нельзя прозевать. Нужно вовремя закрыть щиты на деривационных каналах, чтобы камни и льдины, которые река потащит с верхотуры, пронеслись прямо в Иртыш, не задев гидротехнических сооружений.
Вторая ступень каскада — Хариузовская, старшая в четверке. Она стала сильнее, чем была в молодости: ей прибавили недавно еще одну турбину. Из первых трех две были шведские, а одна своя, отечественная, с ленинградского Металлического завода, который не был еще тогда в состоянии изготовить машину для Волхова, а для Проматухи уже смог. «Шведки» оказались хороши: продержались без замены рабочего колеса 22 года, а ленинградская еще лучше, она и сейчас не сдает: ее запасное колесо лежит пока без надобности на складе.
Дежурный по главному щиту сообщает Ивану Васильевичу о состоянии дел на станции. Все в ажуре: напор воды вполне достаточный. А в зимнее время это самая большая забота — чтобы воды хватило.
— Как на Тишинке? — спрашивает Бердус.
— Тоже нормально. Вот взгляните…