От солнца к солнцу

Прибежала, задыхаясь, фельдшерица цеховая. Припала на колено. Молчат люди, ждут, что скажет. Повидала она такие ранения в медсанбате на войне! Слепое осколочное в подвздошную область. Похоже, как от снаряда.

— Носилки быстро!

И тут же кто-то кричит:

— Глядите!

На пахнущей паленым брезентовой рукавице — три стальных осколка. Нашли их на рабочей площадке у самой печи. Горячие еще, притронуться нельзя. Сталевар с «восьмерки», воевавший в артиллерии, глянув на них, говорит:

— Стодвадцатипятимиллиметровка… Точно!

Значит, и в самом деле снаряд взорвался? Вон и на завалочной машине свежие вмятины. Снаряд! Таился где-то столько лет, пока в шихту не попал, пока в Гришу нашего не выстрелил…

Несут Пометуна мимо печей, мимо приборных будок, несут мимо товарищей, печально глядящих на него, несут через цех, в котором он варил сталь и который обернулся для него полем боя.

Уже позвонили в больницу. Уже ждет там раненого сталевара Юрий Прокопьевич Полищук, человек, знающий, что такое война, фронтовой и партизанский хирург…

А дома ждет Гришу, ничего не ведая, жена. Это первый месяц, как Шура ушла с завода. Она работала в доменном машинистом на вагон-весах. К проходным воротам из доменного— мимо мартеновского. И когда они выходили в одну смену, Гриша ждал ее после работы у своего цеха. Родилась вторая дочка, и Шура сидит дома. Какое там сидит! Вечно в хлопотах с девчонками. Сейчас спят и вот-вот подадут голос. Но что это Гриши все нет? Обычно после ночной самое позднее в десять дома. Если задерживается, всегда предупреждает через кого-нибудь. Шура уже много раз посматривала в окно. Почти все с ночной прошли. Вон показался начальник смены Ему в соседнюю парадную, а он в нашу почему-то зашел. Звонок. Тревога полоснула по сердцу. Открывала дверь, знала — беда.

— Гриша не приходил? — всю дорогу думал, как начать, а начал вот так…

Она уже платок накинула.

— Где он, Николай Игнатьич?

И уже по лестнице сбегает.

— В больнице на четырнадцатом поселке. Живой!

В это время заплакала малышка в комнате. Шура метнулась обратно, но Игнатьич говорит:

— Сейчас пришлю свою хозяйку. Тебе надо туда!

И она побежала.

В приемном покое Полищук навстречу. Руки у хирурга холодные, даже немножко влажные, только что вымытые. Протягивает кусочек металла с грецкий орех.

— Примите, — говорит, — на память. На память о войне. Счастливчик муженек ваш. Взяла бы эта штучка чуть левее, и… А теперь сто лет проживет!

Но, может быть, то был не снаряд? Снаряд! На шихтовом дворе переворошили весь лом, нашли еще один притаившийся, такой же. Сталевар с «восьмерки» не ошибся: стодвадцатипятимиллиметровый. Немецкий. Огрызается все еще война!

…Сидим с Гришей в будке. Опять встревожила его какая-то стрелка на приборной доске. Опять бежит он, прихрамывая, к печам.

Вот какой случай записан у меня в самом конце путевого блокнота. И я завершаю им рассказ о поездке по индустриальной Украине, хотя в этом эпизоде нет, казалось бы, ни географии, ни экономики.

Есть человек, есть человеческая жизнь, которой еще угрожают снаряды.

А это имеет отношение и к географии, и к экономике, ко всему нашему существованию…

ТОЧКА НА КАРТЕ

Согретые солнцем Украины, мы продолжаем свое путешествие от Тихого океана к Балтике…

Мне, считайте, повезло. Я приехал на Череповецкий металлургический завод в один день с его бывшим главным инженером Михалевичем. Оба мы в Череповце не впервые. Но я провел здесь когда-то сутки, а Георгий Францевич — несколько лет.

Помню Череповец военной поры — маленький деревянный городок, оказавшийся вдруг таким нужным, просто необходимым большому, попавшему в беду городу. В Череповце накапливались, а затем перебрасывались через Ладожское озеро грузы в осажденный врагом Ленинград. А из Ленинграда вывозили этой же дорогой измученных блокадой жителей, оставляя в Череповце и в окружающих его селах самых изможденных, кому уже не под силу был дальний путь. И не было тут дома, который не приютил бы ленинградцев. И тысячам спасенных здесь людей всегда будет памятен этот крошечный, заваленный снегом городишко, который приголубил их в тяжкий час, накормил, поставил на ноги, проводил дальше в дорогу.