От солнца к солнцу

Это произошло на одном из заводов ночью, и, к счастью, стапель был безлюден. Только на самом судне дежурил пожарный, которого к середине ночи разморило, и он прикорнул. Проснулся от неожиданного толчка. Видит — мимо едут башни, стоящие по бокам стапеля. Встряхнул головой, сообразил, что это не башни едут, а корабль едет. Схватил телефонную трубку, прокричал дежурному по заводу:

— Я еду!..

В этот момент оборвало кабель, и дежурный не понял, кто же едет. И все-таки, почуяв какую-то беду, бросился к стапелю. А корабль был уже на воде. Разогнавшись с горки, он скатился в реку, но зацепил мачтами стоявшие на плаву подъемные краны, которые и затормозили его. Иначе бы он с разгона врезался в противоположный берег. А там порт, там суда у причалов… Случай чрезвычайный, и корабелы не любят о нем вспоминать.

Бывали вы на спуске корабля? О, это наиторжественнейшее событие для завода. И не для одного завода, для всех 600 заводов, которые так или иначе участвуют в постройке большого океанского судна. Все готово на стапеле! Корабль снаряжен к своему первому, правда, не очень дальнему, плаванию — до середины реки, где его, еще беспомощного, подхватят буксиры и отведут для достройки к заводскому причалу. Рейс короткий, но решающий — ходить кораблю по морям-океанам или оставаться коробкой? Все готово на стапеле: смонтировано спусковое устройство, насалена спусковая дорожка. Чтобы ее насалить, требовалось 25 тонн говяжьего и бараньего жира. Сколько бедных рогатых голов приносилось в жертву кораблю! Нынче обходятся смесью поташа, соды, парафина и веретенного масла… Все готово к спуску! Собрались тысячи людей, играет оркестр. Впрочем, теперь он не всегда играет. И вообще ритуал почти не соблюдается. Прежде было так: красивая молодая женщина бросала бутылку шампанского так, чтобы она разбилась о борт корабля. И торжественно произносила на правах крестной матери:

— Нарекаю тебя, — корабль, именем… И желаю тебе счастливого и долгого плавания!

Падало брезентовое полотенце, закрывавшее корму, и все видели имя корабля, только что названное его крестной. Теперь не так. Звучит команда:

— Руби носовые задержники!

Просто и деловито: руби. А жаль ритуала, обычая! И корабелам его жаль, и морякам, принимающим суда. Они, моряки, хранили у себя в кают-компании под стеклом горлышко разбитой бутылки, перевязанное красной лентой с именем крестной матери. Причуда? А традиционная встреча с Нептуном, богом морей, на кораблях, пересекающих экватор, не причуда? Но попробуйте отобрать ее у моряков.

Когда на наших заводах спускают суда для других стран, весь ритуал соблюдается полностью.

Я — за «крестины» корабля! И чтобы разбивалась об его борт бутылка, если не с шампанским, то хотя бы с молоком. И чтобы непременно играл оркестр. Скажете: пустяки, мелочь. Но и «пустяки», вроде традиций, украшают нашу жизнь!

Сейчас на стапеле «София»-вторая. Ей еще не дано собственного имени, она его получит перед самым спуском[1]. Первую «Софию» мы уже видели у достроечного причала. Она там не одна — прямо по носу у нее «Будапешт», из прежней серии. Нет, он не достраивается, он пришел с моря на технический осмотр. Танкеры стоят близехонько друг от друга, нос к носу, и, наверно, по ночам, когда работы затихают, переговариваются между собой. Корабли любят поболтать, когда их люди не слышат. Это заметил еще Маяковский, подслушавший на одесском рейде любовное объяснение «Советского Дагестана» с «Красной Абхазией». Я повторил опыт поэта и подслушал ночной разговор «Софии» с «Будапештом». Ну пусть не подслушал, вообразил, какая разница?

«София»: — Раскажи, как тебе плавалось? Где ты побывал?

— Десять раз сходил на Кубу, пять в Италию, по разу в ФРГ и в Финляндию.

— Когда же ты успел, молоденький такой?

— А мы, танкеры, не застаиваемся, знаешь, в портах. Не лесовозы какие-нибудь, которых грузят-грузят, по бревнышку укладывают. Нам нефтишки накачают враз полное брюхо, и валяй! А выкачивают еще быстрей. Мы все время на ходу, такая у нас служба.

— Где остальные из вашей семьи?

— Все плавают… А у одного была большая неприятность. Плыл, понимаешь, в Гаванну, с полным грузом, и в Средиземном море, недалеко от Бизерты, столкнулся с норвежским танкером. Так сцепились, скула со скулой, что еле оторвались друг от друга. Нашему нос разворотило. Пожар? Представляешь, что такое пожар на танкере?

— А ты что, горел?

— Типун тебе на язык… Это же страшное дело! Особенно когда в танках сырая нефть. Ух, горючая! А наш как раз сырую и вез. Четверо суток с огнем бились. Им радиограмма из дому: возвращайтесь. А они ответную: разрешите следовать дальше, Кубе нефть нужна, дойдем. И дошли! Из Средиземного моря — до Кубы, погорелые, с развороченным носом, с разорванными кабелями и трубопроводами, представляешь?

— Молодцы моряки!

— А корабелы, наши строители, не молодцы? У нас на борту все средства против пожаров. И про остойчивость подумали…

— Про что? Про устойчивость?