От солнца к солнцу

— Сразу видно, еще не морячка. Это на суше, на твердой земле — на у, а на море о… остойчивость! Чтобы никакая волна не опрокинула, чтобы никакая авария не была страшна… У моего капитана лежит книга в каюте, называется «Столкновение в океане». Как итальянский лайнер «Андреа Дориа» со шведским «Стокгольмом» столкнулись в Атлантике. Швед итальянцу по скуле врезал, и тот сразу в крен на 18 градусов. Кренился, кренился и опрокинулся. Расследование шло, но итальянская фирма, хотя и пострадала больше, дело замяла. Потому как выпустили в океан с пассажирами огромный кораблище, который «обладал всего лишь одной третью необходимой остойчивости». Так сказано в акте. Стукнули его разок, и он кувырком… Позор на весь свет!

— Господи, — вздохнула «София», — сколько бед в океане! Столкновения, пожары…

— Океан тебе не Фонтанка! Но ты не страшись. Советские танкеры — крепенькие. Слыхала про «Егорьевск»? Он из «казбеков». Шел Бискайским пустой, в балласте. И вдруг взрывы в одном танке, в другом — наверно, газы скопились и рвались. Разнесло палубу, борта. И еще три взрыва — на носу и корме. Танкер на левый борт лег, воду начал черпать. Отсеки затопило. А вокруг — штормяга, представляешь? По всем законам физики должен был опрокинуться, затонуть. Команде приказали покинуть корабль. А он выстоял, удержался на плаву. Взяли его на буксир, во французский порт Сен-Назер повели. Оттуда сразу домой, в Одессу. До Босфора— на буксирах, а Черным морем шел своим ходом. Кто встречал в порту, видел — весь покорежен, обуглен, в каютах на стенках следы от затопления. Но не потонул. Вот это остойчивость! Вот это запас плавучести!

— Ты интересный собеседник, — сказала «София». — Так много всего знаешь!.. Жаль только, не очень красивый. Нос у тебя толстоват, палуба вогнутая, как седло…

— А меня не для Лувра готовили, не для Эрмитажа, — обиделся «Будапешт». — Мне по морям плавать, нефть возить. И бока у меня широкие, чтобы побольше грузу! Это — главная забота. Я — грузовое судно, плавучая емкость, консервная банка…

— И все-таки, — сказала «София», — корабль должен быть красив. Любой. Я тоже танкер, не белоручка какая, рабочая единица! И не задавайся, груза-то больше тебя возьму. А погляди, какой у меня тонкий нос, как изящны мои обводы. Повернулась бы к тебе боком, да швартовы не пускают…

— Вообще-то ты права, «София»! Корабелы мало заботились о красоте судна, его архитектуре. Во всяком случае, меньше, чем об его мощности и прочности. Я слышал, теперь в конструкторских бюро архитектурный отдел учредили?

— Ага, учредили… И видишь, какая у меня штурманская рубка? Легкая, просторная, с круговым обзором, на все четыре стороны! И красиво и навигатору удобно: не выходя из рубки, все видит…

— Ты не слыхала, будто рулевых упраздняют?

— Точно. Хотят. Может быть, даже у меня будет автоматический рулевой. А уж на следующих из нашей серии — обязательно. Это как автопилот на самолете.

— Но там, в небе, просторно. Задал курс самолету, и летит. А у нас проливы, узкости.

— В проливе человек подойдет к рулю. А в море, в океане надежней с авторулевым. Особенно на сильной волне, в шторм. Судно рыскает из стороны в сторону, рулевому его не удержать. Автомат удержит, точно выдержит курс, не даст кораблю рыскать.

— Скажи, пожалуйста, еще не плавала, соленой водички не глотнула, а все знаешь…

— Поговаривают, что будут суда и вовсе без экипажа. Корабли-роботы. Загрузили его — и послали из одного порта в другой. Сам дорогу найдет.

— Ну, это уж слишком! С экипажем, с людьми плавать интересней, веселей…

— А у тебя какие каюты, «Будапешт»?

— У командного состава на одного человека, у команды на двоих.

— А у меня только одноместные! Ты сам говорил: танкер все время в море. Это действительно дом для моряка. Пусть и живет с удобствами, пусть устраивается у себя в каюте, как ему хочется, как ему привычно, не стесняя соседа… У меня еще новость. Кают-компании не будет…

— Как не будет?

— Общая столовая, для всех.

— Как же это корабль без кают-компании?

— У тебя, «Будапешт», отсталые взгляды. Нынче чем штурман отличается от матроса? У одного законченное высшее образование, другой заканчивает, завтра станет штурманом. Зачем их разделять, усаживая за разные столы — одного в кают-компании, другого в столовой?

— Но обычай, дорогая, традиция!

— Не всякая традиция на век…

— Ой, жаль мне! Пусть хоть эту вашу общую столовую называют по-прежнему кают-компанией. Звучит по-моряцки: кают, понимаешь, компания! И пускай будет для всех, согласен.

…Они долго бы еще разговаривали, «Будапешт» и «София». Но светало. Приближалось утро. Рабочее. Когда приходят корабелы. И в ожидании их корабли умолкли…

* * *

После свидания с Ленинградом, после встречи с корабелами и кораблями — поездка в Ригу, к морякам, вернее, рыбакам дальнего плавания.

Это сочетание — рыбаки и дальнее плавание — звучит как-то необычно.

Рыбаков не принято было считать моряками.