От Терека до Карпат

Он стал вспоминать: да, это брат того самого злоумышленника, покушавшегося на моего отца. И казненного за это!

Конечно, этого следовало ожидать. Кто следил за событиями, знали и про покушения террористов, и про казни их, и про суды над ними, и про диктатуру Лорис-Меликова, и про карканье журналистов. Стали обычными фразы вроде «Куда мы идем?», «Чем это кончится?», «Живем как на вулкане», или «Крадут как перед концом». Газеты заполнены недомолвками, рассказами о взятках чиновников, о растратах в министерстве финансов, о расхищении Башкирских земель, о высоком покровительстве ворам, о промахах Горчакова, о страшном падении курса после победоносной войны. А тут еще слухи о нечистоплотности в семейной жизни государя, о браке его с Долгорукой всего через три месяца после кончины императрицы.

Но ничего этого Александр тогда всерьез не воспринимал, как и сейчас Николай II. Согревшись в постели и успокоившись, с божьей помощью, он, крепко обняв влажную от слез подушку, засыпает.

В Могилеве царя встретил начальник штаба Ставки генерал Алексеев. Автомобили быстро доставили их в губернаторский дом. У подъезда в дубленых «романовских» полушубках стояли часовые Георгиевского батальона, а в садике перед домом дежурили полицейские. На крыше дома генерал-квартирмейстера ясно виднелись зачехленные пулеметы, установленные на случай налета неприятельских аэропланов, а возле них – фигуры часовых в папахах и постовых в шинелях.

Тихий снег спускался с неба – начиналась оттепель.

Никто еще не знал и не мог знать, что в Петрограде начались события, которые всего лишь через несколько дней приведут к полному, тотальному крушению многовековой монархии.

Непосредственные истоки этих событий лежали в озлоблении хлебных очередей, вызванных снежными заносами, не позволившими своевременно подвезти в Петроград вагоны с мукой. Ничего иного, никаких политических замыслов или планов тут еще не было. Но почти сразу же возникли забастовки, перерастающие в митинги и демонстрации: начало свою работу быстро пробудившееся партийное подполье. Появились плакаты от рабочих с девизом: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». И жутковато повеяло от них. Это крайние меры. Никаких компромиссов, но резкостей нет. Ни одного выкрика вроде «Долой самодержавие!» и прочее. Правда, уже 23 февраля для разгона рабочих демонстраций в Петрограде применялись конная и пешая полиция, жандармерия и кавалерийские части. Но огнестрельное оружие в ход не пускалось.

Как городские власти, так и находившаяся в Царском Селе императрица были вполне уверены, что ситуация под контролем. Александра Федоровна писала царю в Ставку, что беспорядки не имеют серьезного значения и положение в руках командующего Петроградским военным округом генерала С. Хабалова.

На следующий день, 24 февраля, войска начали оцеплять мосты, занимать главные перекрестки улиц, чтобы изолировать демонстрантов и блокировать подступы к центру. С утра 25-го, казалось, положение стало восстанавливаться. Открылись магазины, уличное движение нормальное. Однако днем столкновения с силами порядка участились, появились первые раненные и даже убитые.

Но и теперь никто не думал, что это – революция.

Государственная Дума решала продовольственный вопрос, критикуя при этом правительство. Но даже самая резкая отповедь звучала в основном предостерегающе: необходимо удовлетворить требование общественности раньше, чем оно, по словам кадета Ф. Родичева, «раздастся из истерзанной груди всего русского народа».

В качестве первой меры примирительного характера правительство согласилось передать снабжение населения продовольствием органам городского управления. В «Прогрессивном блоке» придавали этому большое значение, видя в этом дальнейшее усиление позиций общественности в ее затянувшейся конфронтации с властью.

Со своей стороны Совет министров склонился к поиску путей соглашения с думским «Прогрессивным блоком».

Но 26 февраля генерал Хабалов, получивший из Ставки повеление «завтра же прекратить в столице беспорядки», дал инструкцию: «Если толпа наступает, открыть по ней огонь после трехкратного сигнала, в остальных случаях действовать кавалерией». И огонь был открыт… Когда на другой день представитель «Прогрессивного блока» кадет В. Маклаков снесся с министрами, чтобы выяснить их решение о возможном компромиссе, у него спросили:

– Вы знаете, что теперь происходит?

– Что же?

– Войска взбунтовались.

Это произошло 27 февраля – в день перелома событий.

Собравшиеся в градоначальстве представители гражданских и военных властей были сильно растеряны и расстроены. У генерала Хабалова во время разговора дрожала челюсть.