От царства к империи. Россия в системах международных отношений. Вторая половина XVI – начало XX века

В Париже тоже искали контактов с послеполтавской Россией. «При версальском дворе образовалось даже нечто вроде “русской партии”, возглавляемой министром иностранных дел де Торси, который рекомендовал королю переориентировать восточную политику Франции, сделав ставку не на переживавшую упадок Швецию, а на набиравшую силу Россию. В памятных записках, составленных де Торси для Людовика XIV в 1710 г. подчеркивалось, что Франция “не имеет никакого интереса в настоящий момент дорожить Швецией” и что самым правильным было бы содействовать созданию новой восточной коалиции в составе России, Польши, Дании и Бранденбурга… Заручившись дружбой Москвы, мы сможем создать достаточно внушительный противовес Австрийскому дому»[419].

Однако до конца жизни отношение Людовика XIV к России оставалось враждебным. Король вел двойную игру: французские и шведские дипломаты в Стамбуле разыгрывали «партию войны» и провоцировали султана к нападению, и в 1710 г. Турция объявила эту войну. Де Балюз же в Москве исполнял «партию мира», предлагал посредничество в мирных переговорах и с султаном, и с Карлом XII на условиях uti posidetis (кто чем владеет, да владеет). 16 мая 1711 г. Петр в личной беседе с послом заявил, что посредничество Людовика XIV возможно только в переговорах с султаном, споры со шведским королем будем решать сами[420].

В 1710–1711 гг. Россия не вела активных военных действий в Померании и Северной Германии. Основные силы ее были заняты начавшейся в 1710 г. войной с Османской империей, только у Августа II под Гданьском оставили 6-тысячный корпус под командой П. И. Яковлева, который осенью 1709 г. был передан Фредерику IV.

Ход военных действий против Османской империи, неудачный поход и Прутский мир 1711 г. с последующими договорами 1712 и 1713 гг., по которым пришлось отдать Азов, Таганрог, и все Запорожье до настоящего времени остаются недостаточно изученными и вызывают споры среди историков. Эти вопросы требуют специального исследования[421]. Здесь важно подчеркнуть главное: влияние России на европейскую политику и на ход войны за испанское наследство продолжает расти. Россия берет на себя право единолично решать спорные вопросы в отношениях между участниками Северного союза и со странами Великого союза.

Решающая роль России в Северной войне сказалась уже при планировании военных действий в Померании. На совещании в Колдинге 31 марта 1712 г. приняли план Петра I: высадить десант на о. Рюген и овладеть г. Штральзундом, расположенном к югу от Рюгена, на материковом берегу узкого пролива. Но прежде всего целесообразно ли было захватить в Померании, в устье Одера г. Штеттин, гарнизон которого угрожал тыловым коммуникациям русских войск[422].

Впрочем, взятие Штеттина требовалось не только для безопасности коммуникаций русской армии, но и для расширения состава Северного союза, что не очень заботило Данию и Саксонию. Уже в этом стратегия Петра I была на голову выше политики Фредерика IV, и уж тем более Августа II. Зная о том, что прусский король Фридрих I намерен расширить свои владения в Померании, Петр I предложил после того, как русские возьмут Штеттин, передать его Фридриху I при условии, что Пруссия ни при каких условиях не вернет его Швеции и не пропустит шведские войска в Саксонию и Польшу. В сентябре 1712 г. Петр I и представитель Пруссии генерал-майор Гакеборн в г. Грибсвальде заключили соответствующий договор, к которому присоединился и Август II[423]. Это свидетельствовало о влиянии России. В последний момент прусский король побоялся конфликта со Швецией и не ратифицировал договор, но это была только отсрочка.

Итог военных действий в 1712–1713 гг. для шведов был весьма печальным, если не катастрофическим. Решающее поражение (хотя почти бескровное – русские потеряли всего 34 человека) войска под командованием Петра I нанесли шведскому генерал-фельдмаршалу графу Магнусу Стенбоку 31 января 1713 г. у Фридрихштадта (в Шлезвиге) они атаковали неприятеля по узким дамбам, возведенным для защиты от моря[424]. Едва русские пошли в атаку, как шведы, побросав пушки в воду обратились в бегство. «Наши следовать скоро за оным не могли… понеже такая была вяская грязь, что не только со всех салдат обуфь стащила, но у многих лошадей потковы выдирала», – писал Петр I в реляции о военных действиях[425].