Софийский собор в Киеве становится центром обширной сакральной топографической композиции. Новые оборонительные сооружения Киева венчаются Золотыми воротами, что уже точно уподобляет топографию города не только Константинополю, но и Иерусалиму. По древнему христианскому преданию Спаситель въедет в святой Град при своем втором пришествии через Золотые ворота, которые в Иерусалиме были заложены при султане Сулеймане Великолепном. Золотые ворота Киева выступали символом нового царствующего и священного града. «Новому Святому городу приличествуют “свои” Золотые ворота: “В них, как предполагалось, Христос войдет в Киев – как Он входил когда-то в Иерусалим – в конце времен и благословит стольный град и землю Русскую”»[59] [59]. Вся эта идеологическая программа созидания нового священного топоса в Киеве была перенесена позднее князем Андреем Боголюбским на Север, где он создает уже «Новый Киев» в качестве наследника «Ветхого Киева», а через него Царьграда и Иерусалима – град Владимир. На горе древнего детинца Владимира строится самый высокий собор Древней Руси – Успенский. А на въезде в город возводятся белокаменные, превосходящие по красоте и величию киевские, Золотые ворота Владимира. Вернемся к сакральной топографии Киева. В пределах новых городских укреплений Ярослав Мудрый возводит храмы св. Георгия и св. Ирины – небесных покровителей великокняжеской четы. Но не только христианские имена князя и княгини побудили Ярослава к выбору посвящения храмов. В соборе св. Ирины мы опять можем увидеть параллелизм той архитектурной модели, что известна нам по Константинополю, где рядом с собором Святой Софии возвышается Ирининский храм – второй по значимости и по размерам храм Ромейской империи. П.П. Толочко считает, что «такое строительство отражало соперничество Киева с Константинополем вследствие его стремления к уравнению прав на христианское наследие»[60] [60].
Комплексная программа строительства Ярослава отражала его стремление преобразовать Киев во образ града Константина. Но и библейские реминисценции были не чужды современникам князя. Как мы видели выше, митрополит Иларион осмысливал возведение Софийского собора как воспроизведение священного образца, а именно строительство Храма в Иерусалиме царем Соломоном. «Такое сопоставление было естественно для русских христиан XI – начала XII вв., которые, таким образом, включали русскую историю в единый контекст всемирной истории как истории библейской. Так же поступал автор “Повести временных лет”, который начал повествование “откуда есть пошла Русская земля” с изложения всемирной истории по Ветхому Завету»[61] [60]. Киев уподоблялся «новому Иерусалиму», но опосредованно, через образ Константинополя. Храм Святой Софии в Киеве воспринимался и как «иконографический список» с Софии Цареградской, и как наследник первообраза – Храма Соломонова. К.К. Акентьев обращает внимание на мозаичный текст о Граде Божьем на алтарной арке Софии Киевской. «Бог посреди его; он не поколеблется; Бог поможет ему с раннего утра» (Пс. 45, 6). Этот стих псалма относится к культовому центру Иерусалима – храму Соломона, равно как и к библейской историографии Второго храма. В связи с этим наблюдением К.К. Акентьев рассмотрел ветхозаветные аллюзии в «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона»[62] [62].
Конечно, этот текст нужно рассматривать в более широком поле христианской традиции. Он не может претендовать на безусловное свидетельство в пользу исключительно символических актов первых русских князей-христиан по «translation hierosolymi», переносу священного топоса в Киев. Однако общехристианская традиция не отменяет и символического прочтения данной надписи, тем более что такое прочтение занимает свое место в ряду иных фактов, которые прочитываются именно как единый и продуманный идеологически насыщенный текст. Претензии Киева на особый статус, на статус города – соперника Константинополя не остались без внимания в этот период и в Европе. Адам Бременский в «Деяниях архиепископов Гамбургской епархии» в середине XI века описывает Русь в таких эпитетах: «Ее столицей (Руси) является Киев, соревнующийся с константинопольским скипетром, славнейшим украшением Греции», а Ярослав назван «священным королем Русов»[63] [63]. Для средневекового немецкого хрониста не укрылась идеологическая и политическая «соревновательная» программа первых русских христианских государей по отношению к Константинополю. Очевидно, что этот факт был уже вполне осознанным для иностранцев и имел определенную временную традицию на Руси.