– Потому что я чуть не задохнулся, когда он нарочно засунул стек поглубже, – воскликнул Билл. – Как только встану на ноги, я ему самому в глотку доску запихну!
– Ну, хватит. Вы в курсе, что юная мисс Кэри рыдает? Она говорит, что бросит работу. Она говорит, что еще никто никогда ее так не разочаровывал.
– Аналогично. Скажите ей, что я тоже брошу работу. После всего этого я хочу людей убивать, а не лечить. Никто даже не попытался мне помочь, когда потребовалось!
Через час доктор Нортон встал:
– Ну что ж, Билл, ловлю вас на слове и рассказываю, как обстоят дела. Я открою карты и скажу, что мы не знаем, что с вами. Только что принесли утреннюю рентгенограмму, и теперь мы уверены, что это не желчный пузырь. Имеется вероятность острого пищевого отравления, а также тромбоза брыжечных сосудов либо же это что-то иное. Потерпите, Билл.
Совершив усилие, не без помощи успокоительного, Билл обрел над собой относительный контроль, но на следующее утро снова вышел из себя, когда прибыл Джордж Шульц, чтобы сделать ему подкожную инъекцию питательного раствора.
– Но я не переношу капельницу! – пришел в ярость Билл. – Я терпеть не могу уколов, а давать тебе иглу в руки – это все равно что дать грудничку в руки пулемет!
– Доктор Нортон приказал не давать тебе ничего орально.
– Тогда давай внутривенно.
– Так лучше.
– Что я с тобой сделаю, когда выздоровею! Я буду набивать тебя чем попало, пока ты не станешь похож на бочонок! Я сделаю это! Я найму кого-нибудь, чтобы тебя держать!
Спустя сорок восемь часов доктор Нортон и доктор Шульц собрались на консилиум в кабинете последнего.
– Вот так вот, – без всякой жалости сказал Джордж. – Он прямым текстом отказывается от операции.
– Гм… – Доктор Нортон задумался. – Это плохо.
– Имеется явная опасность прободения.
– И вы говорите, что его основное возражение…
– …что диагноз поставил я. Он говорит, что я вспомнил фразу «заворот кишечника» из какой-то книжки и теперь пытаюсь узнать на нем, что это такое. – Джордж добавил, стесняясь: – Он, конечно, всегда доминировал, но такого я еще не видел. Сегодня он заявил, что у него острый панкреатит, однако никаких убедительных симптомов так и не указал.
– Он знает, что я согласен с вашим мнением?
– Похоже, что он никому не верит, – ответил Джордж, опять смутившись. – Он все время говорит о своем отце; он считает, что тот помог бы ему, если бы был жив.
– Хотелось бы мне, чтобы был кто-нибудь вне больницы, кому бы он верил, – сказал Нортон. У него появилась идея. – А что, если… – Он взял трубку телефона и сказал телефонистке: – Найдите миссис Синглтон, она анестезиолог доктора Дарфи. Как только она освободится, попросите ее ко мне зайти.
Билл устало открыл глаза, когда в комнату вошла Тея. Было около восьми вечера.
– Это ты, – пробормотал он.
Она присела на краешек кровати и накрыла рукой его руку.
– Привет, Билл, – сказала она.
– Привет.
Он неожиданно повернулся в кровати и накрыл обеими руками ее руку. Ее свободная рука коснулась его головы.
– Ты плох, – сказала она.
– А что делать…
Полчаса она молча сидела рядом с ним; затем изменила позу так, что теперь ее рука оказалась у него под головой. Наклонившись к нему, она поцеловала его в лоб. Он сказал:
– Впервые за четыре дня я хоть немного забылся, и то только потому, что ты рядом.
Через некоторое время она сказала:
– Три месяца назад доктор Дарфи прооперировал пациента с заворотом кишок, и все прошло успешно.
– Но это не кишки! – воскликнул он. – Заворот кишок – это когда кишки петлей обвились вокруг себя! Это дурацкая выдумка Шульца! Он хочет поставить сложный диагноз и прославиться!
– Доктор Нортон с ним согласен. Билл, ты тоже должен согласиться. Я все время буду рядом с тобой, как и сейчас.
Ее тихий голос действовал как успокоительное; он почувствовал, что его сопротивление слабеет; с его глаз скатились две большие слезы.
– Чувствую себя таким беспомощным, – признался он. – Откуда мне знать, есть ли у Шульца в голове мозги?
– Ты просто ребенок, – мягко ответила она. – Ты получишь больше, чем доктор Шульц, если его догадка окажется верной.
Он неожиданно вцепился в нее:
– Если все будет хорошо, ты станешь моей? Она рассмеялась:
– Какой эгоизм! Нашел, когда торговаться! Вряд ли ты будешь интересной партией, если так и останешься с перекрученными кишками.
Он помолчал.
– Вчера я написал завещание, – сказал он. – Я разделил все пополам: половину – моей старой тете, половину – тебе.
Она прижалась к нему лицом:
– Я сейчас расплачусь, хотя с тобой и не случилось ничего серьезного.
– Ну, хорошо. – Его бледное измученное лицо расслабилось. – Делайте что хотите.
Через час Билла на каталке отвезли наверх. Как только он принял решение, вся его нервозность исчезла, и он вспомнил, какое чувство уверенности вселили в него руки доктора Дарфи, когда он смотрел на его работу месяц назад, в июле, и вспомнил, кто будет находиться у его изголовья, наблюдая за ним. Последним его чувством до того, как начал действовать газ, стала неожиданная ревность по отношению к доктору Дарфи, который будет бодрствовать рядом с Теей, пока он будет спать…