Отбой на заре. Эхо века джаза

…Когда он очнулся, его везли на каталке по коридору в палату. Доктор Нортон и доктор Шульц, оба очень довольные, шли рядом с ним.

– Привет, привет, – воскликнул Билл, еще не совсем очнувшись. – Слушайте, а что же вы все-таки обнаружили у сенатора Биллингса?

– Это была обычная простуда, Билл, – сказал доктор Нортон. – Его отправили обратно на запад дирижаблем, вертолетом и грузовым лифтом.

– Вот как, – сказал Билл; а затем, через некоторое время: – Чувствую себя ужасно.

– Все позади, – уверил его доктор Нортон. – Через неделю будешь как огурчик. Наш Джордж – отличный диагност.

– Операция была выполнена великолепно, – скромно сказал Джордж. – Еще шесть часов – и произошло бы прободение кишечной петли.

– Анестезия тоже была великолепная, – сказал доктор Нортон, подмигнув Джорджу. – Как колыбельная!

Тея забежала навестить Билла на следующее утро – он пришел в себя, рана стала чуть меньше болеть, он был еще слаб, но к нему вернулось самообладание. Она присела на кровать рядом с ним.

– Я вел себя как настоящий дурак, – признался он.

– Многие медики так себя ведут, когда сами впервые заболевают. У них нервы сдают.

– Наверное, все от меня отвернутся…

– Вовсе нет. Конечно, будут подшучивать. Один юный талант уже написал куплет для концерта в «Кокцидиане». – И она прочитала с бумажки:

Интерн Талливер под хлороформом
Видел сон, будто он в небесах.
Никому не поверив, он принял решенье:
Я себя оперирую сам!

– Кажется, это я вынесу, – сказал Билл. – Когда ты рядом, я вынесу все что угодно; я очень тебя люблю. Но мне кажется, что после всей этой истории ты будешь воспринимать меня как школьника.

– Если бы ты впервые заболел лет в сорок, все было бы точно так же.

– Я слышал, что твой приятель Дарфи провел операцию блестяще, как и всегда, – с досадой сказал он.

– Да, – согласилась она и через минуту добавила: – Он хочет расторгнуть свою помолвку и предложил мне выйти замуж на моих условиях.

Его сердце замерло.

– И что ты ему сказала?

– Я сказала: «Нет».

Жизнь снова к нему вернулась.

– Иди ко мне, – прошептал он. – Где твоя рука? Ты будешь ездить со мной плавать каждый вечер, пока не кончится сентябрь?

– Через вечер.

– Каждый вечер.

– Ладно, каждый вечер, пока тепло, – уступила она. Тея встала.

Он увидел, что ее взгляд на мгновение остановился на чем-то далеком и замер, будто ища там, вдали, поддержку; затем она наклонилась к нему и на прощание поцеловала его голодные губы, и снова исчезла, под покровом своей личной тайны, в тех лесах, где охотилась только она, вместе с прошлым страданием и памятью, которую она не могла ни с кем разделить.

Но сущность всего, что было в них ценного, она сумела извлечь; она знала, как ее можно передать, чтобы она не исчезла никогда. На мгновение Билл получил больше того, что ему полагалось, и он неохотно отпустил ее.

«Пока что это мой самый интересный случай», – засыпая, подумал он.

Он вспомнил песню из концерта в «Кокцидиане», и припев все повторялся и повторялся, погружая его в глубокий сон:

Бам-тидди-бам-бам,
Тидди-бам-бам.
Три тысячи лет назад,
Три тысячи лет назад.

Изверг

3 июня 1895 года на проселочной дороге, невдалеке от города Стиллуотер, штат Миннесота, Изверг выследил и убил миссис Криншоу и ее семилетнего сына Марка. Обстоятельства дела были настолько гнусны и отвратительны, что… К счастью, нам нет нужды их здесь описывать.

Криншоу Инджелс, муж и отец несчастных, держал фотостудию в Стиллуотер. Он очень любил читать и имел репутацию «слегка неблагонадежного человека», потому что совершенно откровенно высказывал свое мнение о железнодорожно-аграрных «баталиях» тех времен, приведших к экономическому кризису 1895 года. Но никто и никогда не отрицал, что он был примерным семьянином, и постигшая его катастрофа на много недель повисла мрачной тучей над городом. Слышались призывы линчевать преступника, посеявшего ужас в городе, так как законы штата Миннесота не позволяли применить к злодею высшую меру наказания, которой он, бесспорно, заслуживал; подстрекателей остановили лишь каменные стены городской тюрьмы.