— У-у, тупая господская булка! — процедила Крыска.
— Я не булка. — приподнимаясь на локтях вдруг сказала девочка.
— Надо же, заговорила! Снизошла! — ехидно всплеснула руками Крыска.
— Мое имя… — упрямо продолжала новенькая.
— Булка. Так мы будем тебя звать. — сказал Мартин, возникая из полумрака приютской спальни. — На имя тут имею право только я. Поднимайтесь, пора! Чуч уже за дровами пошел.
— Чуч у нас железный, хоть дрова им без топора коли. — угрюмо пробурчал Пыря, поглубже закапываясь в тряпки, в надежде еще хоть на краткий миг сохранить тепло.
— Сегодня весь день работать, а я… я так спать хочу… — Крыскино нарочитое хныканье прорвалось вдруг настоящим всхлипом, из ее глаз брызнули слезы. — Я так устала… так… А все эта… Булка! — она ненавидяще посмотрела на новенькую, и тут же покосилась на Мартина, проверяя, действует ли ее нытье.
— Ладно, не реви. Пошли лучше поедим, чего там Чуч накуховарил. — Пыря на четвереньках выполз из-под тряпья.
Крыска покосилась в угол, где были припрятаны остатки вчерашнего пиршества, и бросила на новенькую еще один ненавидящий взгляд.
— Не злобься на Булку — с утра горячую баланду похлебать само то. — заметив этот взгляд, утешил ее Пыря. — Вечером-то совсем голодные будем, а как день сложится, кто его знает. Ты, Булка, тоже шагай.
— Я бы не советовал тебе показывать норов… Булка. Мистрис Гонория терпеть не может, когда опаздывают на завтрак. — бросил Мартин, обходя застывшую на месте новенькую по широкой дуге.
Та издала какой-то невнятный звук…
— Ась? Не слышу? — изобразила глухоту Крыска, прикладывая сложенную ковшиком ладонь к уху.
— Где здесь можно умыться? — явно отчаянно сдерживаясь, глухо повторила Булка.
— Где угодно! — Мартин широко развел руками, включая в этот щедрый жест не только приют, но и весь город за его стенами. — Как только найдешь воду чище, чем твоя физиономия сейчас.
Крыска хрипло рассмеялась:
— Не соблаговолит ли распрекрасный мосьюр сопроводить меня к завтраку? — пропела она, цепляясь за локоть Мартина, и манерно повиливая тощим задом в драной юбке.
Впрочем, у самых дверей она локоть Мартина отпустила, сложила руки на переднике, и опустив глаза, посеменила в двери.
— Ну наконец-то! — брюзгливо процедила мистрис Гонория. Она полулежала в кресле у огня, прижимая ко лбу влажную тряпку. Из-под кресла застенчиво, как робкий птенец из гнезда, выглядывало горлышко опустевшей бутылки. — Я уж думала, вы есть не хотите… Эй, долго мне еще ждать?
Молча возившийся у очага Чуч отцепил с крюка над огнем чайник. В подставленную мистрис чашку полилась струя горячего вина. Пыря попытался сглотнуть как можно незаметнее, и обхватил себя руками за плечи — он всегда быстро мерз.
Мистрис шумно подула на вино, пригубила, и моментально придя в хорошее настроение, махнула рукой:
— Ладно, садитесь уж!
Приютские шустро, как мыши, подобрались к огню, и Чуч принялся разливать в подставленные железные кружки жидкое варево. Если присмотреться, в нем можно было обнаружить ошметки капусты и репы. Но лучше было не присматриваться: вдруг увидишь, что еще там плавало.
— Ты чего встала? Особое приглашение требуется? — сквозь губы, вытянутые трубочкой, чтоб не обжечься, прогудела мистрис Гонория, косясь на замершую у дверей спальни Булку. — Иди сюда, хоть рассмотрю тебя… Я сказала, сюда! — мгновенно приходя в раздражение, прикрикнула она.
Булка отлепилась от двери и пошла к очагу под устремленными на нее взглядами.
Мистрис прищелкнула пальцами, так что дешевые кольца звякнули друг о дружку:
— Пошевеливайся! А ведь похоже и впрямь, самая настоящая дворяночка. — пробормотала она, ухватив новенькую за щеки и бесцеремонно поворачивая ее голову туда-сюда. — Как она себя вела? — мистрис требовательно поглядела на Мартина.
Тот лишь одно, краткое мгновение помолчал, внимательно глядя на стоящую перед мистрис девочку в измятом платье. Но прежде, чем начальница приюта успела прийти в раздражение, обронил:
— Спала…
— Ну конечно… — хмуро буркнула Крыска.
— Хоть то хорошо. И без того обуза, еще недоставало от нее беспокойства. — фыркнула мистрис и нетерпеливо пощелкала пальцами. — Книгу подай!
Мартин протянул учетную книгу в раздувшемся переплете. Мистрис нетерпеливо зашелестела истрепанными страницами. Тыкая пером в почти высохшую чернильницу, принялась неловко, явно выдавая не слишком большой опыт, писать:
— Бумаги твои в порядке, на жительство в приют я тебя определю. — она рассеяно похлопала себя облезлым пером по щеке. — Недоданные приюту пятнадцать сентаво и сломанную дверь записываю тебе в долг.
— Но я… — вскинулась Булка, и тут же мистрис быстро, как кошка лапой, ударила ее по щеке. Голова девчонки мотнулась.
— С гувернанткой своей спорь — если она когда-нибудь у тебя снова появится. — хмыкнула мистрис, продолжая царапать бумагу пером. И с явным удовольствием добавила. — В чем я сомневаюсь. А пока ты на моем попечении, кому, как и сколько ты должна, говорю тебе я! А я говорю: пятнадцать сентаво, да за дверь десять, итого получается тридцать семь. — она со злорадной улыбкой поглядела на держащуюся за щеку девчонку.