Тут Василий прерывает ее, нетерпеливо спросив:
— Ну? И что ты замыслила?
Она удивленно глядит на него: разве не ясно?
— Ладно, я одна…
— Почему одна?
— Но ты же…
— Странный человек, — морщится Василий. — То она убеждает меня, что это — наши люди, а значит, и ко мне они имеют прямое отношение, потом вдруг решает, что идти одной лучше… Где же логика?..
— Ты серьезно?
— Вполне, — кивает Василий, беря ее под руку. — Я теперь буду действовать по принципу: «Необходимость может превратиться в привычку». Поскольку рядом со мною всегда будешь ты, я приобрету ряд ценных привычек… Согласна?
Вера молча прижимает к себе его руку. Но это не искреннее пожатие. На миг ей кажется даже, что рядом идет чужой, далекий от нее человек.
— Подожди-ка, — поглядывает на часики Вера. — Дойдем прежде до клуба, там есть телефон, надо позвонить в «Орион», предупредить ребят, что завтра соберем людей на лекцию, пусть приезжают.
И хотя до клуба идти далеко, Василий молча соглашается.
Возвращаясь из клуба, Вера и Василий снова проходят мимо дома Пименовых.
— Цербер настороже, — щурится Вяхирев, указывая глазами на замершую у ворот Устинью Семеновну. — Боится, как бы кто к ее дому незаметно не подобрался. И оба враз останавливаются, услышав резкий возглас Устиньи Семеновны:
— Слушайте-ка, молодые люди, мне вас на минутку-другую надобно.
Вера и Василий изумленно переглядываются, но подходят к палисаднику.
— Дело-то вот какое, — говорит Устинья Семеновна, и голос ее сейчас предельно спокоен. — Слышали, что эта лыжинская вертихвостка Лушка нашего Андрея обвиняет, будто их парнишку утопил?
— Вроде известно, — осторожно замечает Василий.
— Я человек прямой, правду в глаза люблю резать. Так он никого не топил, просто ту стерву завидки берут, что к Любке моей сватается ваш парень. Вот и болтнула на него.
— Минуточку, мамаша, — останавливает Василий. — А чем доказать, что ее слова — ложь? Просто так она от них не откажется.
— Хе, мил человек, да одно мое слово — и Лушку к стенке припереть можно. Меня-то ей не провести.
— Бабушка, — вступает в разговор Вера. — Мы сейчас идем туда. Вы не сможете пойти? Надо до конца это дело выяснить, иначе человек ни за что пострадает.
— Это и я говорю, — шагает к ним Устинья Семеновна. — Идемте, нето, вместе, увидите, как запоет шалопутная, едва я рот раскрою.
Вера незаметно подталкивает локтем Вяхирева, и тот торопливо приглашает:
— Ну, конечно, бабушка, идемте!
И идет вслед за Пименовой и Верой, недоумевая, зачем этой хитрой старухе потребовалось разоблачать Лушку.
7
Темное в сумерках озеро глухо урчит. Всплески начинают едва уловимо шелестеть где-то там, в мутной, непроглядной дали, куда устремлен взгляд Степана. Они трепетно близятся, набегая в мелком крошеве волн. И чем крупнее становится зыбь, тем шире и яснее наплывают, усложняясь, бесформенные мелодии движущейся воды. Здесь, у каменистого берега, волны мягко сшибаются. В журчащую напевность мелодий врывается шипящий клекот, булькающий, ухающий плеск. Камни настороженно позванивают, отражая натиск принесенного водой песка. Но вот неожиданно утихает, исчезая, темная рябь, отступает от берега. И опять лишь далекие шелестящие всплески где-то там, в непроглядной дали озера.
Оцепенев, застывает в раздумье Степан. Тихие всплески воды будят в памяти обрывки воспоминаний, связанных с Лушей. Как шелестящие накаты волн, быстры и переменчивы эти воспоминания. Набегает и мгновение держится в памяти далекий момент первой встречи здесь вот, на берегу озера, в жаркий полдень прошлогоднего августа. Она стоит в плавках на песке, готовая ринуться в воду, и оглядывается на парней с шахты, спускающихся к озеру. Его ошеломляет плавный изгиб ее форм, безразлично, казалось, обнаженных для взглядов прохожих. Она не понимает, как совершенна, удивительно красива ее фигура…
Так подумал Степан, отводя глаза, не слушая ядреных словечек Пахома Лагушина, утонувших в шумном хохоте ребят. Он боится смотреть туда, где она купается, хотя это рядом… И одеваясь, не отыскивает ее глазами среди плавающих, уходит, не оглядываясь, но она ушла вместе с ним — в его сердце…
А дальше было очень просто: случайная встреча, когда оба возвращались однажды зимой с шахты, короткий разговор. Они шли вместе до ее дома. Впечатление от первого разговора с Лушкой создалось у Степана двойственное: она и нравилась ему, и в то же время настораживала своей удивительной беззаботностью и примитивными понятиями о жизни. Но по сердцу пришлась ему ее красота. «Случайные» встречи стали учащаться. Он узнал в табельной, когда работает Луша, изучил с точностью до секунд ее рабочий распорядок… Так и шло. Они уже считались хорошо знакомыми, когда она впервые открыла перед ним калитку и робко пригласила в дом: он пришел вечером, а разве вечерами встречи бывают случайными?