Отче наш

Но вот захлопываются дверцы: автобус, покачиваясь на рытвинах, медленно плывет дальше по своему маршруту, набирая скорость.

Степан смотрит вслед удаляющемуся автобусу, потеряв интерес к улице, к прогулке, к отдыху.

— Далеко направился?

Вера Копылова и еще трое незнакомых парней подходят к нему и встают рядом.

— Да так… Скучаю стою… — отвечает Степан.

— Знакомься, — Вера кивает на ребят. — Из лекторской группы товарищи. Будем клуб атеистов у нас организовывать.

Степан поочередно жмет руки «безбожникам», Вера предлагает:

— Идем с нами, и скука твоя рассеется… А то, действительно, вид у тебя какой-то кислый.

Она берет Степана под руку, и они идут.

— Будет у нас свой, так сказать, штаб…

— Ишь ты! Размах какой, — улыбается Степан. Ему приятна чуткость Веры, он знает, что все это она рассказывает, чтобы отвлечь его от дурных мыслей.

Возле дома Татьяны Ивановны Вера останавливается, поджидая негромко споривших ребят.

— Здесь вот думаем, — указывает она Степану на окна.

— Постойте! — изумляется он, присматриваясь к воротам. — Я же был здесь недавно! Хотя…

Сомнения развеивает появившийся Миша. Он несется от ворот, радостный, шумливый, прямо к Степану.

— К нам, к нам!

И переводит дух лишь тогда, когда обхватывает обеими ручонками ноги дяди.

— Ну, ждал? — смеется Степан, приподнимая Мишу. — Не обманул я тебя?

— Ага, — счастливо блестит глазенками малыш. — Мы с мамой каждый день ходили на дорогу тебя встречать…

Степан, покраснев, опускает мальчугана и смущенно поясняет Вере:

— Понимаете, однажды был здесь, помогал воду для поливки огурцов таскать.

— И дома у нас был, я помню! — торжествующе восклицает Миша. — Вечером, ага? А ужинать не стал…

Не терпится малышу похвалиться перед дядей своей отличной памятью, и Вера невольно смеется:

— Так, так, Степан… Я вела тебя к людям незнакомым, а ты, оказывается, успел уже здесь кое в чем, а?

— Ну вот еще, — отворачивается Степан, и Вера поспешно говорит:

— Не обижайся, я шучу… Это даже лучше, если ты знаешь Татьяну Ивановну. Нам здесь часто придется бывать. Я говорила с парторгом о том, что ребята отлынивают от бесед. Он пообещал крепко взяться за вас. Так что не ожидай, когда взбучку получишь, а собственную инициативу проявляй. Согласен?

Степан неопределенно пожимает плечами. Он, конечно, не возражает, но надо и то учитывать, что у него с этой проходческой машиной не остается свободного времени. А тут где-то совсем близко — учеба в техникуме.

Но не отказывается от предложения Веры. Начнутся занятия в техникуме — видно будет.

— Ну, — подает Вера малышу руку, — веди нас к маме. Дома она?

Тот кивает в ответ: дома… После секундного раздумья — с кем идти? — протягивает ладошки обоим, с нескрываемым торжеством посмотрев на них: видите, как я умно поступил? Никто из вас двоих не обидится, правда ведь?

Увидев на крыльце Татьяну Ивановну, малыш радостно кричит:

— Мама, мама! Видишь? Вот и пришел…

Татьяна Ивановна теряется, увидя Степана и Веру, соединенных ручонками важно шествующего Мишеньки, потом, спохватившись, шагает навстречу:

— Заходите, заходите… Я как чувствовала, что кто-то придет сегодня.

И нет-нет внимательно посматривает на Степана, словно силится понять: почему он пришел с этой девушкой, появление которой можно было объяснить просто — лектор она, ей положено и сюда прийти, и к другим на квартиру.

— Я согласна, Верочка, чтобы лекторы здесь собирались. И сама помогу, и ребятам подскажу, чтобы народ собирали. А теперь… Мишенька, сбегай-ка на огород за огурчиками. Только рви те, которые покрупнее.

— Сегодня — вы мои гости, — улыбается она Вере. — Когда у вас начнется здесь своя работа — не до угощений будет, а сейчас… Нет, нет, сидите! — встревожилась она, заметив, что Степан встает. — Вы второй раз хотите уйти просто так, а ведь хозяйка может и обидеться, правда? Иди быстрей, Мишенька… С дядей хочешь пойти? А это у него спрашивай. Может, некогда ему?

Степан смущенно улыбается и молча встает, подавая руку малышу. Неловко чувствует он себя перед Верой в этой странной роли старого знакомого Татьяны Ивановны и Мишеньки.

В огороде малыш безудержно болтает, доверчиво раскрывая перед дядей свои твердые познания в том, как хорошо растут огурцы, если их поливать или утром рано или поздно вечером, а лучше — если и утром, и вечером, и что на месте желтеньких цветочков обязательно скоро появятся малюсенькие «огуречики», которые рвать нельзя, потому что из них получаются большие, как вон те, у забора.

— Он тоже маленький был, — как новость, сообщает Миша, поглаживая крупный плод. — Я его давно загадал, Степке не велел рвать. Из него семя получится… Будем его сберегать, да?

— Будем, — соглашается Степан. Радость малыша приятна ему. Мелькнула мысль, как тонко чувствуют дети отношение к себе взрослых.

— Дядя Степан, а ты останешься, когда те уйдут? — неожиданно спрашивает он, застыв от напряженного ожидания: что ответит дядя? И тот ясно видит в детских нелгущих глазенках робкую надежду: останься…

Степан кивает: ладно… Но Мишеньку такой ответ не удовлетворяет.

— А долго будешь, а?