Отче наш

— Курорт, — не сразу отзывается тот, отступая от машины, но, разглядев Веру, добавляет мягче: — Тебя в этой робе и не узнаешь… Похоже, наши сменщики совсем поплывут. Вода где-то тут вот, рядом. Не радуюсь, если она прорвется, когда люди будут в забое. Разыграется чертова свадьба…

Она с любопытством смотрит на Андрея и думает о том, что он, в сущности, остался после свадьбы таким же сугубо деловым, приземленным… Это почему-то не нравится Вере. Она считает, что такое важное событие, как свадьба, должно обновлять человека, ведь в новую полосу жизни он вступает…

«Я бы, наверное, после свадьбы такой вот — обыденной — не была, — покраснев, думает Вера. — Для человека это — период цветения, и разве может он пройти незаметным для других?»

Вера с неудовольствием оглядывается на Андрея, подумав, что он, в сущности, не такой уж и яркий человек.

Вспоминается ей звонок Никонова, секретаря горкома комсомола. Тот посоветовал подобрать двух-трех лекторов из шахтовских ребят.

— Сейчас лето, в колхозах уборка урожая идет, мы посылаем всех горкомовских лекторов с агитбригадами в подшефный район, — сообщил Никонов. — Будут они там недели три.

Вера была согласна, что на такой большой период времени нельзя сворачивать работу атеистической секции. И почему-то еще тогда подумала об Андрее, как об одном из возможных лекторов. Но вот сейчас…

«Едва ли сумеет он, — думает она, посматривая, как Макурин возится около углепогрузочной машины. — Вот если… Ну да! Что же я о Лене Кораблеве не подумала? Он же кончает вечерний университет марксизма-ленинизма…»

Вера решила после смены поговорить с Кораблевым и пошла, удаляясь от бригады, продолжая осмотр штрека.

Крупная, ручьистая струя резко пульсирует возле самой стойки — там, где забой проходили с неделю назад. Она рождается, булькая, из глубины трещины, откуда то и дело вырываются стремительные тонкие фонтанчики. Бригада отсюда далеко, и прорвись здесь стена — люди оказались бы в каменном мешке, наполняющемся пенистой, сбивающей с ног, водяной коловертью.

— Макурин! Андрей! Живей сюда!

И сразу исчезают все другие мысли, остается только одно: людям угрожает опасность. Вместе с бригадой Вера таскает тяжелые лесины, поддерживает их, пока кто-то из мужчин торопливыми ударами топора подгоняет бревно под нужный размер, помогает навешивать верхняки и снова бросается, размазывая по лицу грязный едкий пот, к небольшому штабельку крепежных стоек, запасенных горняками в начале смены. Изредка Вера видит рядом Андрея, торопливо улыбается ему и снова бежит за лесом со своим напарником.

Видно, кого-то послал Андрей позвонить по телефону на-гора: замаячил огнями вдали, у старого транспортерного штрека, электровоз и замелькали, приближаясь, частые огоньки шахтерских лампочек. Люди подходят по двое, сбрасывают с плеч привезенные стойки. Кое-кто возвращается снова к электровозу, а часть прибывших идет на помощь бригаде.

Веру оттесняют от места, где сплошной стеной устанавливаются стойки крепления, и она шагает к электровозу за крепежным лесом.

— Давай! — командует у штабелька кто-то, и Вера подставляет плечо под тяжелую сырую лесину. Подгибаются от тяжести колени и не хватает дыхания в сдавленной груди, но одна мысль бьется в мозгу: лишь бы не оступиться, не запнуться, донести это, словно из металла литое, бревно туда, где копошатся в перекрестных блестках лампочек люди у стены забоя.

И донесла, с усилием толкнув плечом лесину, когда тот, кто шел позади нее, крикнул:

— Бросай!

Вслед за этим слышит рядом хрипловатый голос Андрея:

— Хватит уж… Заделали стенку.

Вера глядит мимо него на плотную ребристую стену, на несколько метров протянувшуюся по забою, и на миг ей становится даже обидно, что принесенная стойка оказалась сейчас лишней.

— Ты извини, ребята, наверное, не узнали тебя, заставили лес подтаскивать. На-гора у тебя свои дела есть, ты иди, — кивает ей Андрей, голос его мягкий, добрый. — Остатки мы сами доделаем, спасибо тебе…

— А если я здесь, с тобой, хочу быть? — говорит Вера.

— Со мной? — изумленно поглядывает на нее Андрей.

— Шучу я, Андрей, — смеется Вера. — С ним вот мне надо поговорить, — кивает она на Леню Кораблева. — Дело к нему есть…

— Ого, Лешенька, — вскидывается Пахом. — Везет же тебе! Сам комсомольский бог проявляет к тебе интерес. Смотри, осторожней только. Чуть какие личные неурядицы — вызовут тебя на комитет да как вжарят — всех любовниц забудешь.

— Брось болтать, — лениво отмахивается Кораблев.

— Ты, Леня, нужен мне, — шагает к нему Вера. — Зайди, пожалуйста, завтра перед сменой в комитет.

— Ладно, — не сразу отзывается Кораблев.

Дело в том, что завтра перед сменой он, Кузьма и Степан наметили зайти к Сойченко, показать ему составленные ими правила бригадного кодекса, посоветоваться, какие пункты, быть может, упустили.

«Пораньше придется прийти, — решил Кораблев, понимая, что Вера из-за пустяков не станет вызывать его к себе. — И с нею поговорим, — тут же обрадованно подумал он. — С Вяхиревым бесполезно, ему подай инструкцию, а с Верой можно посоветоваться…»