Отдай, детка! Ты же старшая!

— Ах! — понимающе усмехнулся он, — по — вашему, здесь для меня слишком мало лоска и роскоши? У вас сложилось превратное мнение обо мне, Даринела Александровна. Неужели я настолько был Вам не интересен, что Вы даже не потрудились поинтересоваться всем перечнем моей собственности и биографией?

— А там есть чем интересоваться? Я имею в виду не собственность, конечно. Намекаете на закопанный между временными страницами страшный компромат, мистер Твистер, бывший министр, мистер Твистер, делец и банкир, владелец заводов, газет, пароходов?

— Ох, как Вы меня приложили! Что — то вроде, но не так круто! — засмеялся он и продолжил с явным интересом. — Кстати, вы молодая девочка — вам не положено цитировать Маршака.

— Папочка грезил советским детством, заставлял учить наизусть, — мгновенно парировала она. — Так, может, все- таки поясните? Как — то не очень вяжется это вполне демократичное кафе с Вами.

Он привстал, снимая с себя невероятный, темно — синий дафлкот и устраиваясь поудобнее.

— А все просто, — одновременно что-то там жестом сигналя официанту, продолжил он. — Это моя первая собственность. Я купил ее с другом, да, тем самым другом, которого сегодня имел счастье посетить, в складчину на свое совершеннолетие, перед самым дефолтом, потратив на это все подаренные папой рубли. Доллары, к счастью, оставил на потом…

— О! Тратили папины капиталы. А производили стойкое впечатление человека, достигшего всего самостоятельно. Теряю наблюдательность! Так вы мажор?

— В наше время был такой уничижительный термин, как «папенькин сынок». Это будет вернее.

— Гордитесь?

— Конечно!

Даринка хмыкнула. Блин! Вот таким он ей нравился. Вот же дрянь! Нашел время!

Что — то такое отразилось у нее на лице, что Истомин, улыбаясь лишь уголками губ, смерил ее очень теплым, каким — то по- настоящему светлым взглядом.

— То есть это, можно сказать, колыбель вашего предпринимательского успеха?

— Это колыбель бесконечной головной боли, безумных долгов, бессонных ночей и первых утаенных у государства доходов.

Горянова рассмеялась:

— Так и вижу где — нибудь на стенах лет через тридцать иконостас с вашими фотографиями и личным автографом и следы от многочисленных помадных поцелуев широкой возбужденной публики: здесь начинал свой бизнес миллиардер всея Руси и прочее, и прочее, и прочее…

Истомин рассмеялся и покачал головой. Но тут принесли даринкин суп, а Истомину подали рыбу с овощами на пару.

— Диета? Фигуру блюдете? — ехидно поинтересовалась она.

— Блюду! — подтвердил Истомин. — Все-таки женщины на мужскую фигуру ведутся ничуть не меньше, чем на деньги, так зачем лишать себя стратегического преимущества? — ответил он, отправляя кусочек ароматного болгарского перца в рот.

— Желаете свалить к своим ногам весь мир?

— Нет! Пока желаю завалить, и не к ногам, вполне определенных особей. И хорошая фигура очень этому способствует.

— Коварный тип!

— А то!

— Правильно, что с самого начала держалась от Вас подальше.

— Это Вы сейчас так оригинально сожалеете?

Горянова шутку оценила и расхохоталась. Но тут зазвонил маршем из «Звездных войн» даринкин телефон и показалась картинка с Дартом Вейдером.

Так как девушка ела суп, она положила телефон перед собой и нажала громкую связь.

— Горянова! — зарычал в трубку Савелов. — Ты где шляешься, поганка?

— Как где, шеф? Заедаю стресс! У меня обеденный перерыв вообще — то!

На том конце зашипели:

— Твой обеденный перерыв закончился десять минут назад! Шагай, у меня созрело дополнение к утреннему разговору. Так что быстро ножки передвигай!

— Ничего себя заявочки! Дополнение у него возникло! Хорошо не твердый шанкр! — продолжая уплетать супчик, возмущалась Горянова. — А кто оторвал полчаса моего наиличнейшего времени, чтобы принести мне пренеприятное известие? А? Так что поем- и вся ваша, а до этого — ни-ни! И прекратите мне аппетит портить, а то у моего не привыкшего к такому общению сотрАпезника будет несварение.

— Ой! Опять трындишь, Горянова! У тебя из сотрАпезников только Завирко. А она умотала на склад. Так что сидишь ты там в благородном одиночестве и фигней страдаешь, серая шейка моя: улетать или не улетать, вот в чем вопрос.

Но Горянова не стала дослушивать новую, оригинальную версию монолога Гамлета и уже отключила телефон. Совсем.

— Портит весь аппетит, — пояснила она удивленному Истомину.

— Вы так всегда разговариваете с начальством?

— Нет! Эта вежливая форма приберегается мной исключительно для общественных мест. В личном общении у нас преобладают все оттенки великолепной нецензурной брани.

— Оригинально!

— Хотите и с Вами тоже буду так общаться?

— Нет! — засмеялся он. — Предпочитаю старую добрую классику. Для нервов, знаете ли, полезно. А о чем Роман Владимирович с Вами говорил, если не секрет? Что это за пренеприятное с вашей точки зрения известие? — поинтересовался Истомин, разрезая рыбу на мелкие кусочки и отправляя в рот.

— А? Это? Да повышают меня, с обязательной ссылкой в Воронеж.

— Надолго?

— Пока вроде на год. А там, кто его знает? Да я еще не согласилась! Думаю!

— Большой проект?