Отдай мне дочь

— По официальным данным, вероятность примерно десять процентов. То есть, очень редко. Но если Аня постоянно будет подвергаться психологическому насилию, продолжать жить в такой нездоровой обстановке, то вероятность заболеть у нее станет выше. Я до сих пор не могу забыть момент: прихожу к ним домой, Коля на работе, Ира лежит в комнате и не хочет существовать, а рядом ползает Аня и плачет… Поэтому и не смогла ей помешать. Понимаешь, — она замялась, — мы с Пашей физически не смогли бы воспитывать Аню. Он постоянно был в разъездах, а я… Честно говоря, я не готова была взять все на себя. Тем более, если бы она осталась жить с нами, все равно видела бы Ирку, страдала, плакала, — Юлия Максимовна начала мять в руках платок. — Самое ужасное, что очень долго Ира не хотела обращаться к психиатру, как-то лечиться. Мне удалось затащить ее на консультацию как раз после того случая, ну, когда я застала ее в депрессии, а ребенок захлебывался слезами. Она согласилась принимать препараты, стала гораздо спокойней, а после смерти Коли сорвалась опять. Приступы не прекратились, с каждым разом они становятся еще более выраженными. Вот вторая беременность тоже не совсем гладко у нее прошла. Иру преследовала мысль, что с ребенком что-то случится. Она постоянно жаловалась, что что-то идет не так, выдумывала себе разные симптомы, хотя на УЗИ все было в порядке, и врачи убеждали, что беременность протекает хорошо. То ли накаркала, то ли почувствовала что-то, кто знает, но ее страхи сбылись. Я узнала потом, что, когда Лида родилась, она не закричала. Врачи суетились, готовили реанимацию. Наша девочка весила меньше двух килограммов! Только когда вес набрала до трех, ее наконец-то выписали. И почти сразу поставили целую кучу диагнозов: ДЦП, косоглазие, задержка психо-моторного развития. — Юлия Максимовна высморкалась в платок. — Лидочка практически парализована. Я не знаю, за что… — ее голос сорвался. Зажмурившись и закусив губу, она наконец смогла продолжить: — Нет, я знаю, за что: это напоминание о том, что мы не всесильны. Творили, что хотели, а теперь…

Женщина снова прервалась. Сунув платок в карман, начала размазывать бегущие по щекам слезы руками. Так они просидели в тишине несколько минут. Парк совсем опустел. Лишь ветер по-прежнему гонял пожухлую листву, а по небу неслись серые тучи.

— Паша, кстати, так и не смог себя простить за трусость, все время плохо спал, не находил покоя… — задумчиво протянула Юлия Максимовна, подвернув воротник. — Так и есть на самом деле: мы просто струсили, переложили ответственность на тебя. Пока мучились угрызениями совести, узнали, что ты начала оформлять документы. Естественно, уже не стали ничего менять.

Ветер хлестнул ее по лицу, растрепал волосы, но Юлия Максимовна даже не шелохнулась, не попыталась убрать упавшие на лоб пряди. Продолжала с горечью говорить:

— Знаешь, я очень долго запрещала себе привязываться к Ане, смотрела на нее и думала, как мучилась моя доченька, сколько вынесла, чтобы сохранить ребенка, родить… Внутренне не принимала внучку. О том, что Ира соврала, я узнала уже после разбирательств в суде. Это перевернуло мой мир. В один момент. Заставило пересмотреть очень многое, устыдиться, пожалеть, только уже поздно… Аня никогда меня не простит.

Только она это сказала — пустился ливень. Да такой сильный, что стоял сплошной стеной, а порывистый ветер ломал ветви деревьев. Не сговариваясь, они бросились к выходу, с трудом разбирая дорогу. Но не пробежав и метра, Юлия Максимовна споткнулась и упала на грязный асфальт, только подняться уже не смогла — то ли силы иссякли из-за переживаний, то ли яростная погода не давала этого сделать. Каким-то чудом обернувшись и поняв, что случилось, Милана вернулась, протянула ей руку. Вела ее, не отпуская холодной ладони, до самой машины. Юркнув в салон, она сразу же включила печку и сняла мокрую куртку. Юлия Максимовна сидела, вжавшись в спинку кресла, и мелко дрожала. Ее взгляд был направлен на лобовое стекло, по которому бесконечными струйками бежала вода. По ее щекам тоже текли дорожки, однако это были слезы.

— Снимите пальто, оно же мокрое, — попросила Милана.

Никакой реакции. Женщина по-прежнему смотрела в окно и шмыгала носом, даже не пытаясь по обыкновению вытереть слезы платком. Хотя, наверное, тот тоже был мокрым насквозь.

— Снимите, а то заболеете, — все еще пыталась вразумить ее. — Сейчас будет тепло, согреетесь.

И снова ледяное молчание. Она выглядела совершенно несчастной. Слезы катились по щекам, не переставая, мокрые волосы спутались и лезли ей в глаза, но она не замечала, только всхлипывала и тяжело дышала.

Так они просидели некоторое время. Как только ветер поутих, а ливень превратился в мелкий дождь и видимость улучшилась, Милана завела мотор. В салоне было достаточно тепло, она быстро согрелась и уже не ощущала озноба. Юлия Максимовна, наоборот, продолжала дрожать и вжиматься в сиденье. Бросив на нее мимолетный взгляд, Милана вздохнула и нажала на газ. Не высадишь же ее в таком состоянии! Придется везти домой. Благо, она еще помнила адрес.