Отдайся, не пожалеешь!

Ее узкая, немного влажная ладонь скользит по моей рубашке, оставляя след. Ладонь блонди в чем-то запачкалась. Кажется, капельки цветного коктейля остались.

Меня дико раздражает этот цветной след на моей рубашке. Эту рубашку мы выбирали вместе с Айей. Меня слова ломает. Настроение просто спустить злость пофиг в чью вагину, летит к чертям.

До этого момента было норм.

Я разозленно фаршировал себя мыслями о том, что мне пофиг, кого ебать: дырка для члена — есть дырка. У меня даже стоял. Дико. Колом стоял. Как по часам, блять. Потому что каждый день в это позднее время мы с Айей по вирту творили дичь, занимались сексом.

Как собака Павлова на нее. Одно только имя, мысль мелькнет, я загораюсь. Готов лететь.

Стоп… Лететь больше некуда. Не полетаем. Крылья, как будто угодили в лопасти, перемололо их в пыль.

— Ты такой секси, я вся мокрая от тебя…

Ладонь девицы добирается до пряжки ремня. Она накидалась столько, что готова и сосать мне здесь, в полуоткрытой випке. Люди в клубе снизу могут увидеть, чем мы тут занимаемся. Или размахивается даже на большее? Не только на минет?

Царапает коготками ширинку и лезет мне в лицо с поцелуями. Пахнет перегаром, жвачкой, немного куревом. Несет несвежим.

Прикрываю глаза, натыкаюсь на голое плечо. У Айи в этом месте родинка… Ее нет. Рядом не она, и все мои попытки убедить себя, что я могу, просто могу сейчас зависнуть с другой телкой, оказываются разбитыми.

Мираж рассыпается.

Не то. Запах. Вид. Прикосновения.

Это все не то. Не настоящее. Банальное.

Не вставляет…

Я резко отстраняюсь, отталкиваю девку и встаю, застегивая ширинку. Пряжка ремня захлестывается громко.

— Поехали к тебе?

Черт, она такая тупая, даже не обижается.

— Нет. Сорри, сегодня я занят.

Подхватываю свой разбитый телефон, возвращаюсь в отель. Телефон включается, но экран плывет черными и цветными пятнами. Даже не звонит.

Мне нужно к Айе.

Не знаю, зачем. Меня на клочки разорвало этой ситуацией. Я не знаю, что я буду делать и говорить. Может быть, тупо зависну и буду сверлить ее взглядами издалека. Точь-в-точь, как делал это не так давно. Убивая ее взглядами, дотла сжигая, загоняя себя все ближе и ближе к краю пропасти.

Хочу узнать, что она творит сейчас.

Полетела ли плакаться в дорогой костюмчик Кононенко?!

Не онлайн.

Нигде не онлайн.

Твою мать…

Мне нужно вернуться.

Немедленно.

Перебираю в уме доступные варианты.

Билеты куплены заранее, но теперь я не хочу ждать целых несколько дней.

Самолет? Нет билетов.

Билеты на скоростные поезда тоже раскуплены.

Остается только обычный — билет на завтра, в пути от шести до девяти часов. Вечером буду там, у нее.

Зависаю над кнопкой купить.

В башке жесть что творится.

Мне кажется, я еду кукухой. Во всем виновато бухло и лишний косяк. Думал, не пробирает, но сейчас точно начинает глючить. Перед глазами страничка сайта начинает раскачиваться из стороны в сторону.

Откинувшись на спинку дивана, прикрываю глаза на время.

Это на пять сек, не больше. Клянусь.

Меня отпустит быстро.

Но я вырубаюсь, открыв глаза только на следующий день, в районе полудня.

Телефон не работает, да и похрен на него. Я покупаю билеты на вечерний поезд, спешно прощаюсь с партнерами, оправдываюсь семейными обстоятельствами.

— Сложности в семье, вынужден срочно вернуться, — говорю сдержанно.

В груди ломит болью. Потому что я хотел семью с Айей, хотел малыша ей подарить — нашего ребенка.

Еще не представлял, как это будет. Мне казалось, я тупо в этом ничего не смыслю, но Айя точно знает, материнский инстинкт возьмет верх, и она научит меня справляться.

На деле все пошло под откос.

Вместо далеко идущих планов — резкий стоп-кран, срыв.

Вместо семьи — расставание.

Я просто не могу быть с ней рядом, когда она не видит во мне мужчину. Просто потрахаться с ней? Да в пизду это все… Я попробовал с ней самое лучшее, я захотел в ней большего, и все, что ниже этого уровня для меня теперь — не вариант.

Либо летать на высоте, либо не летать вообще.

Мне нужно быть выдержанным и спокойным.

Больше никаких взрывов, косяков, бухла.

Я знаю, что мне не стоит. Становлюсь совсем дурным. Потом долго бывает плохо, может тошнить несколько дней, давление подскакивает, кровь может лить из носа. Знаю, что эту херню можно и нужно лечить контролировать. Просто сорвался. Больше не повторится.

Я просто не знаю еще, как я с ней? Как я рядом Айей выдержу?

Глаза в глаза? Смогу ли…

Когда Айя пришла ко мне признаться в любви, я не смог выдавить из себя ложь, глядя ей в глаза.

Смогу ли сейчас?

Как представлю ее — красивую, нежную, недоступную, чувствую, что люблю и ненавижу ее в равной степени. Любить-убить для меня сейчас равноценно.

Мне плохо. Наедине самим с собой плохо. С этими черными мыслями.

Я боюсь, что сорвусь и натворю что-то еще похуже.

Поэтому в самый последний момент, когда стою на перроне, раскачиваясь с носка на пятку и обратно, вдруг решаю не ехать.