— Я не знаю, дорогая. Обсудим это позже. Только запомни отнюдь никаких взрослых прогулок.
Отходим на более-менее безопасное расстояние, а затем вызываем такси. Ожидание составляет семь минут. Мы не делимся впечатлениями вечера, более не разговариваем. Каждая в своих раздумьях.
И если изначально все проходило сносно, то остаток вечера оказался просто испорчен.
Задумка Нинель привести меня в чувство вылилась для обеих провальным фиаско.
Между тем плюс все же имелся, та боль предательства, разъедающая изнутри, не казалось более острой. А что-то похожее с получением своеобразного иммунитета от эквивалента превалирующих эмоций.
Я боялась выдыхать в облегчении и радоваться раньше времени, что так легко с Нинель отделались. И не зря.
Громоздкий Гелендваген стремительно подсекает автомобиль с шашками, выруливает перед нами в паре сантиметрах. Он с легкостью спрыгивает из машины, и даже не смотрит в нашу сторону.
— Обе в машину, — оглушив хлопком двери Измайлов рычит буквально. — Быстро, — кидает тоном не терпящего отказа, замечая, что мы продолжаем стоять на месте. Он расплачивается с ошалевшим водителем такси, и пока возвращается мрачнее тучи у нас с коллегой протекает маленький диалог.
— Рика, пошли, — утягивает за руку Нинель озираясь назад.
— Нет, поезжай сама, — это как добровольно согласиться на пытку.
— Я прошу тебя, поехали. Не дай бог сейчас Гамадрил прикатит. Пожалуйста, Романова. Ну последняя просьба на сегодня.
— На сегодня? Нет Нинель. Больше никаких просьб.
— Хорошо. Ладно. Я облажалась. Но не специально же в конце концов, имей совесть. Обещаю больше косяков не будет, — взгляд умоляющий.
— Договорились, — иду навстречу. Усталость волной окатывает, желание оказаться дома в приоритете.
— Я сажусь вперед.
— Да хоть на лобовое стекло, — бубню под нос.
Несмотря на жуткую изможденность эмоционального характера напряжение внутри не отпускает. Сердце грохочет, до онемения в груди.
И наверняка дело только во мне. Нинель приобретает румянец, как и дар речи, вероятно приходит в себя, просит включить музыку.
На что кивком получает согласие, так как мужчина занят перепиской по телефону.
You II See (Madonna) развивается из колонок по салону. Странное музыкальное предпочтение не укладываются с опасным образом Измайлова. Эта песня слишком чувственная, для мрака, что он источает. В общем ловлю очередной диссонанс.
Отворачиваюсь к окну, по которому первые капли дождя разводами стекаются, прислушиваюсь к композиции.
Мужчина не спрашивает наших адресов, а молча довозит до места проживания вначале Нинель. Затем следуем по моему адресу.
По правде говоря, я ждала вопросов по поводу рекламной компании. Ведь он заказчик. Да к тому же с немалым бюджетом. Но на меня абсолютно не обращают внимания. Что мало-мальски упрощает нахождение в автомобиле. Абстрагируюсь.
Молча доезжаем до перекрестка, где уже за углом находится мой дом. Я совсем не хочу, чтобы соседи видели монстр - машину, поэтому подаю голосу владельцу автомобиля.
— Остановите здесь, пожалуйста.
Просьба незамедлительно выполняется. Гелендваген мгновенно останавливается перед поворотом.
В салоне царит тишина. Как мне кажется обманчивая. Внутри зреет чувство, что вот-вот должен сработать щелчок детонатора атомной бомбы. Только откуда последует взрыв не имею понятия.
Измайлов сморит перед собой, сохраняет молчание. Полное равнодушие. Не двигается. Лишь широкими ладонями стискивает руль. И вена, что у виска отчетливо прорисована выдает учащенный пульс.
— Спокойной ночи, — глухо выдаю.
Распахнув дверь оказываюсь под прохладным дождем. Я вдыхаю его свежесть глубоко, с жадной затяжкой. На секунды поднимаю голову к небу, позволяю каплям орошать лицо.
Все же Нинель права, вокруг много прекрасного и было бы глупостью не попробовать рассмотреть измену мужа под другим углом призмы. Задача не из легких предстоит, но безусловно решаемая.
Обняв себя за плечи, успеваю сделать несколько шагов, когда в спину бьет леденящий душу голос.
— Аурика!
Замираю тотчас. Идет отток крови, мгновенно усиливая циркуляцию по венам. Одним только словом, выбивает почву из-под ног. Взвинчивает нервы, как и сам адреналин. Я не оборачиваюсь. Просто, потому что не удается. Каблуками врастаю в асфальт. Измайлов подходит вплотную, забирает миллиметры, не оставляя дистанции между телами. Больше он ничего не говорит, а я судорожно глотаю не в силах отстранится.
ГЛАВА 25
Мужчина резко разворачивает к себе. Не противлюсь. И я поднимаю взор. Отчего пронзает нещадный озноб. И это не от холода. А от дикого и плотоядного взгляда. Взгляд как самая темная ночь, блуждая в потемках постичь которую невозможно.
У него влажные волосы, как, собственно, и мои, а дождь дорожками стекает по контурам лица, образуя капли у подбородка.
Они будто проходят рубеж, где та самая грань. Слети с нее и тут же разобьешься об асфальт. А я сродни прозрачным каплям, оказываюсь у самого края падения на самом пике притяжения.