Даже приходит удовольствие. Вот прямо эстетическое. Определенно становится лучше.
Разнос шефа идет на пользу. Мне удается до конца рабочего дня отключиться от внешних раздражителей. Полностью концентрируюсь на проектах.
От Нинель полная тишина, в следствии чего принимаю решение по окончании рабочего дня проведать ее дома. А мамуля словно читая мои мысли отписывается, что заберёт Елизавету из сада.
Уже битых десять минут мой палец неотрывно держит дверной звонок. Все впустую. Подруга не отвечает, лишь сиамский кот по ту сторону подает голос.
Беспокойство закрадывается. Мы же расстались буквально несколько часов назад.
И тут образ Шкафа всплывает в памяти. Боже. А если...
Нет. Стоп. Запрещаю себе думать о плохом.
Она наверняка вышла в магазин или парикмахерскую, но с ней точно все в порядке. По крайней мере надеюсь.
Уже выйдя из подъезда, топчусь на месте. Задаюсь вопросом, что делать дальше и куда двигаться. Идти домой? Или в полицию?
Ответ сам собой приходит.
Черная махина въезжает в пустой двор, несмотря на вечер. Она мне кажется смутно знакомой, поэтому попадает под мой взор.
Агрессивный автомобиль останавливается подле меня и Нинель выплывает из салона, сияющая яркой звездой. Красивая и эффектная. Впрочем, как всегда.
Казалось, гора с плеч падает, мои опасения являются напрасными — с подругой все хорошо, но моментально натыкаюсь взглядом на водителя.
Глубокий вдох и меня обдает кипятком.
Отчаянно хочу игнорировать мужчину, все то, что вызывает и откликается внутри.
Но я нервно сглатываю, когда пронизывающая тьма решетит каждую часть моего тела. Облизнув пересохшие губы, умоляю себя справится с волнением.
С сердцем, что лезет наружу, в ребрах тесно. Баланс потерян, но не показываю виду, лишь сильнее сжимаю мобильный.
Со мной не здороваются, ничего из манер, которыми он распылялся прежде. Просто ноль. Тем лучше. Наверное.
— Рика, ты что здесь делаешь? — В недоумении спрашивает Нинель. А я тупо не могу ответить на элементарный вопрос, в горло словно штырь вставлен. И только когда Гелендваген срывается с места, переключаюсь на коллегу.
— Я беспокоилась. Ты не пришла на работу, телефон выключен, — изъясняюсь с трудом.
— Оу, как мило, дорогая и очень приятно, — накидывается с объятиями девушка. — Я отписалась утром Петровичу, что беру на сегодня отгул и он без проблем удовлетворил просьбу.
— Ясно. Раз с тобой все хорошо, тогда я поехала домой, — пресекаю на корне вопросы, которые вертеться на языке. Нет. Я не должна их задавать. Благоразумие призывает молчать.
Еще вчера я решила отсечь от себя все что пробуждает Измайлов.
Заглушить эмоции, которые туманят рассудок. И это правильно. Вот он выход. Противостоять себе я просто обязана.
— А ты сама как? Степан появлялся?
— Со мной все хорошо. Про него лучше не спрашивай.
— Пошли ко мне. Я тебя вкусным чаем напою.
— Нет. Я лучше пойду. Елизавета меня уже два дня не видела толком. Как-нибудь в следующий раз. Пока.
— Романова.
— Да?
— Спасибо, что пришла.
— Увидимся завтра.
Я в самом деле спешила домой.
Соскучилась по своей девочке, ее разговорам и вкусному детскому запаху. Непреодолимое желание обнять ребенка как никогда испытывала потребность. А еще заново спрятаться в панцире тишины и выключить рубильник эмоций.
Но дома меня ждет сюрприз. Больше неприятный.
— Рика, я не могла воспрепятствовать ему... Поэтому впустила..., — первым делом оправдывается мама, как только переступаю порог квартиры. Голос бывшего исходит из зала.
— Ты правильно сделала мамочка. Все в порядке, — убеждаю женщину и себя, в том числе. Отстоять свои позиции жизненно необходимо. Сохранить то, что пытаются растоптать.
ГЛАВА 27
Степан восседает, развалившись в кресле, словно мать его король.
На коленях разместилась дочь.
Счастливая. Звонко смеется.
С блестящим взглядом без умолку рассказывая обо всем. А тот рассматривая во все глаза принцессу слушает внимательно. Между ними крепкая связь, Елизавета желанный ребенок. Мы активно работали над зачатием и долгожданные две полоски принесли нам несказанного счастья.
Так как он мог забыть об этом?
Волна горечи накрывает от грустных мыслей и представшей картины.
Рана на душе по новой вскрывается, отдавая острой болью. То, что наш брак распадается, безусловно мы оба виноваты.
Не удержали трещину, не выдержали уготованной судьбой подножки. Мы разделись и оказались по разные стороны баррикад.
Только вот почему мой ребенок должен страдать, проживая развод родителей?
— Папуль, а вот и мамуля пришла, — соскакивает егоза, бежит мне навстречу. Моя маленькая, искренняя девочка еще не имеет представления, каким испытаниям подвергнется.
— Здравствуй красавица, — целую малышку, крепко обнимаю.
— Привет, Рика, — подает голос бывший. Он ничуть не изменился. Не осунулся. Одет с иголочки. На нем неизменный деловой костюм, гладко выбрит. Не прячет глаза. Взгляд прямой, нет сожаления и раскаяния. Абсолютно никакого.
— Привет, — отвечаю сухо.
— Нам надо поговорить, — уверенно произносит, продолжая сидеть.