Сообщение от Зака появляется на экране. «
– Поторопись, – говорит дедушка Эд. – Раз назначена встреча, надо встречаться.
Живот и впрямь болит, когда она идет по коридорам школы Венатчи. Беда в том, что все средние школы выглядят почти одинаково. Вот и здесь ее встречают лампы дневного света, длинные коридоры раздевалок, запахи пота, яблок из обеденных лотков и кухни столовой. Она чувствует и общую для всех школ атмосферу: бравады, неуверенности, самолюбования и притворства. На стенах развешаны большие плакаты с изображениями баскетбольных мячей и лозунгами «ВПЕРЕД, ПАНТЕРЫ!». Она тоже делала подобные плакаты в своей школе. Она, Сьерра, Джози Грин и другие девчонки. В основном девчонки. Мальчишкам придется еще лет сто делать плакаты, чтобы сравнять счет.
Она видит Хищника возле…
На лестничной площадке опять Хищник…
Несмотря на физическую боль последних недель, Аннабель осознает, какое облегчение она испытывает, находясь в лесах, полях и даже на шоссе. Теперь она понимает, почему доктор Манн настойчиво предлагает йогу и медитацию. Они помогают отстраниться, уйти от образов, которые кричат и причиняют боль. Здесь, в этой школе, все служит напоминанием. Она не понимает, как ей вообще удавалось выжить в школе. Ну, по правде говоря, ей
И эта библиотека, в общем-то, похожа на ту, что в ее школе. Такая же длинная стойка впереди и полки с книгами. Столы с компьютерами, на стенах плакаты: «ЧИТАЙ». В зале один ребенок, скрывающийся от жизни. В углу стол с четырьмя стульями. Она видит себя за этим столом рядом с Хищником, Дестини и Лорен К (ее всегда называли Лорен К, чтобы не путать с Лорен Шастес, которая всегда была просто Лорен). Они занимаются в библиотеке по углубленной программе английской литературы, он трогает ее пальцы под столом, и она ему позволяет.
Она позволяет ему, понимаете? Это случилось после той открытки на парковке, после подарка на день рождения, но мысли путаются, подсовывая ей беспорядочные картинки.
Она все еще чувствует его пальцы. Их теплое прикосновение. Она не возражает, когда он сжимает ее пальцы. Она позволяет ему, и ей это нравится.
Аннабель нервничает. Она постукивает подушечки пальцев большим пальцем, пряча руки под крышкой стола, чтобы Эшли не видела. Аннабель чувствует приятную тяжесть медальона святого Христофора в кармане толстовки.
Эшли выкладывает на середину стола свой телефон, чтобы вести аудиозапись, и открывает блокнот на пружинках, чтобы делать заметки. Эшли Начес готовится с тщательностью репортера CNN перед интервью с главой государства.
– Итак, как ты оцениваешь свое решение сейчас, когда ты уже на полпути через штат Вашингтон? Твой пресс-агент, Оливия Огден, сказала, что ты пробежала почти… – она сверяется со своими записями, – сто пятьдесят миль. – Ее пресс-агент! Аннабель распирает смех. Но перед глазами встает Оливия в оркестре средней школы, неизменная первая скрипка. В учебной тетради Оливии цветные вкладки разделяют предметы по какой-то личной системе приоритетов, а в
– Сто сорок две. Как я оцениваю… не знаю. Сумасшествие. Безумие. Нет, подожди. Не надо это писать.
– Хорошо.
– Пожалуйста, не пиши это.
– Не буду.
Библиотекарь стоит возле компьютерного стола и оттуда наблюдает за ними. Она попросила мальчишку, затаившегося в дальнем углу, уйти, как будто Аннабель держит на груди взрывное устройство. Ладони потеют. Она может только догадываться, каково это – принимать ее здесь.
Она снова пытается сформулировать ответ.
– Это самое трудное испытание в моей жизни. – Но, конечно, и это неправда. Пробег в 2700 миль – ничто по сравнению с тем, что она уже пережила и что ждет ее впереди. – Э-э-э, подожди. Не надо это писать.
– Ладно.