Отдам любовь в хорошие руки

На следующее утро перед витриной уже было множество зевак. Слухи распространяются быстро, развлечений в городе мало, поэтому народ ломанулся смотреть бесплатное шоу. Я вырядилась в яркую майку и облегающие шорты, навела марафет и приготовилась играть на публику. Честно говоря, настроение было задорное. Мы с Корнеем неплохо провели ночь на новой мягкой мебели. Представляете, два манекена в витрине кувыркаются на белых диванах! Да, мы живем в витрине, потому что классные, молодые и нам за это много платят!

Мы уселись на кресла, положили ноги на столик, включили музыку и стали разглядывать толпу за окном. В первом ряду я увидела Стасика из параллельного потока. Он пытался за мной ухаживать, но скромные очкарики не в моем вкусе. И меня не интересует, что его папашка — владелец бензоколонки. Стасик держал за руку свою девушку, и они беззастенчиво рассматривали нас, как будто мы не живые люди, а экспонаты. Меня это вывело. Чего уставились! Я показала им фак. Публика оживилась. Стасик с девушкой развернулись и пошли прочь. Только сейчас я заметила, что он хорошо сложен и красиво, со вкусом одет. И его девушке не приходится торчать за стеклом, зарабатывая мебель.

— Перестань паясничать, — строго велел Корней, имея в виду мой жест.

— Только не надо нас учить! — Я завелась с полоборота.

— Ты чем-то недовольна, крошка? — Он попытался перевести все на шутку.

— Крошка — это твоя кошка. — Я перешла на банальный крик. — Я перестаю понимать, что здесь делаю!

— Ты здесь зарабатываешь мебель и свадебное путешествие. — Корней еще надеялся повернуть разговор в мирное русло.

— А я вот начинаю задумываться, стоит ли мне выходить замуж за человека, который не в состоянии обеспечить меня всем необходимым, — сказала я безжалостно.

— Девочка моя, тебе бы не истерики устраивать, а улыбаться, ведь на тебя смотрят. — И он, помахав рукой толпе, надел на себя голливудский оскал.

Толпа за окном радостно взревела. Я вдруг увидела себя со стороны: глупая девчонка сидит в стеклянной витрине на потеху публике. Я вскочила и принялась танцевать и отвешивать поклоны, словно клоунесса.

— Да! Я продалась за диван, потому что «это рынок, детка!». Да! Ты или продаешься богатому любовнику, или с молодым зарабатываешь все сама! — кричала я, продолжая кланяться и танцевать.

Потом упала навзничь на диван и громко расплакалась. Толпа за стеклом притихла, но не расходилась.

— Наша Саша громко плачет, за окном толпа маячит, — как ни в чем не бывало декламировал Корней.

— Ты или дурак, или прикидываешься. — Я посмотрела на него с ненавистью.

— Александра, запомни, за каждым успешным мужиком стоит настоящая женщина.

— А за каждой настоящей женщиной никто не стоит. Потому что это хороший стимул кем-то стать. — Я уже почти успокоилась.

Он не успел ответить, так как нам принесли еду. Есть не хотелось, но пришлось. Мы жевали казавшуюся пресной пищу, продолжали тихонько переговариваться.

— У меня такое чувство, что я сижу не за стеклом, а за решеткой, — сказала я.

— А за решеткой соседей не выбирают. Поэтому придется тебе недельку потерпеть мое общество.

— Ничего страшного, зато теперь мне не придется терпеть его всю оставшуюся жизнь.

— О, девочка уже начала язвить, значит, дело пошло на поправку. — Корней делал вид, будто не понимает, что я не шучу.

— Единственное, что меня волнует, — как мы будем делить мебель.

— Очень просто: мебель тебе, а путевку мне. Прокачу на острова более благодарную подружку. А ты в это время будешь становиться настоящей женщиной.

— Ага, значит, я буду париться под стеклом, а кто-то поедет…

— Пока еще никто никуда не едет. И если ты не будешь хорошо себя вести, то контракт будет расторгнут и все, что мы уже заработали за сутки тяжкой пращ, аннулируется.

— Что будет с акцией?

— Ее продолжит кто-то другой. Посмотри, сколько желающих оказаться на нашем месте. — И он кивнул на толпу.

— Буржуины проклятые заставляют продаваться потомков советского народа, — произнесла я и сдалась.

До вечера мы с Корнеем не разговаривали. Каждый сидел в своих наушниках и слушал музыку. Когда стемнело, мы приняли душ и улеглись спать. На разные диваны.

На следующее утро к витрине пришла моя мама. Она откуда-то узнала, где мы проходим «преддипломную практику». Мама просила передать нам домашние пирожки.

— Нам уже передачи начали носить, — заметила я.

— Скоро уже амнистия, — успокоил «милый друг».

— А ты узнай, может, где-то надо посидеть за машину или за квартиру…

— Кому-то посидеть, а кому-то полежать. И он, повалив меня на диван, стал целовать.

Толпа за окном зааплодировала.

— Что ты делаешь, дурак!

— Отрабатываю свою долю.

Мы помирились, смирились и продолжили жить на виду у всех.