Отданная вампиру (СИ)

Можно сколько угодно надеяться на то, что всё произошедшее было просто безумно подробным реалистичным сном, но нет. И сейчас, открыв глаза, я обнаружу себя в спальне Вандера, перепачканную в крови собственного так легко утерянного девичества и мужской сперме, а потом надену своё платье со следами присохшей лесной грязи и пойду домой. Даже если мне очень и очень повезёт, и эта ночь не даст свои плоды, всё равно всё раскроется очень быстро. Дабы избежать слухов из-за разрыва помолвки с Аяксом, отец согласится на брак хоть с первым встречным. И этот первый встречный на первое же утро после брачной ночи либо вышвырнет меня прочь, оставив себе приданое в качестве компенсации за обман и бракованную невесту, либо оставит меня, но до конца моих дней будет унижать и оскорблять, напоминая, какую оказал честь. А если ещё и огласке придаст…

Я всё это знала, когда шла за огненным шаром в ночи. Знала, но не удержалась от немыслимого соблазна. И то, что между нами с Вандером произошло, было восхитительным, во всяком случае, для меня. Но это закончилось и больше не повторится, а расплачиваться придётся всю жизнь.

Некстати подумалось об обрыве — не проще ли будет..? Отец погорюет, но мёртвая дочь — лучше, чем дочь порочная, ущербная.

— Не чуди.

Голос Вандера изменился, словно стал полнозвучнее, живее. Пальцы пробежались по спине, точно по клавишам рояля, перебрав позвонки. Остановились на ягодицах, принялись мягко поглаживать.

Я голая. Совсем. Лежу перед мужчиной, о котором мне ничего не известно, кроме имени… Какая там власть! Лежу, не испытывая смущения и стыда.

Может быть, дело в отчаянии. Отчаянии, которого уже через край, а ведь всё ещё впереди.

— Ты права только в одном.

— В чём? — голос мой чуть хрипловатый со сна. Возможно, другая на моём месте принялась бы рыдать, обвинять Вандера во всём, требовать… Но глупо ожидать предложения или хотя бы защиты от того, кто не отражается в зеркале и не выходит из дома до полуночи.

Я и не ожидаю.

— Это было восхитительно.

Вандер — тоже обнажённый — мягко ложится на меня сверху. Я непроизвольно дергаюсь, но он придавливает меня к кровати, успокаивающе шепчет на ухо:

— Тшшш….

— Уже утро?

— Почти.

Его пальцы раздвигают мои ягодицы, скользят вниз, поглаживая, размазывая влагу по натёртой нежной коже. Шойх, я не хочу настолько быть зависимой от того, кого совсем не знаю, с кем у меня не может быть ничего, абсолютно ничего общего. Но я моментально становлюсь влажной, и не в силах удержать чуть приподнимающиеся бёдра.

— Не больно?

Больно… самую малость. Немного щиплет, но — Шойх, какой же стыд! — снова хочется почувствовать его в себе. В последний раз. Разумеется, в последний. Больше я никогда сюда не вернусь. Надо возвращаться в свой мир и платить по долгам.

Или лучше всё-таки в овраг?..

— Балда.

— Не подслушивай мои мысли! — возмущаюсь я, и тут же охаю, чувствуя, как медленно, с усилием, Вандер проталкивается в меня сверху. Замирает, уткнувшись губами в плечо, пока я судорожно втягиваю ртом воздух. Чуть-чуть выходит — и толкается, постепенно наращивая темп, с каждым разом находя всё новые и новые чувствительные точки — или их становится больше? Сначала я инстинктивно сжимаюсь, но потом заставляю себя расслабиться, потому что так получается глубже.

В последний раз…

Пальцы Вандера умудряются проскользнуть под моё тело, ложатся на чувствительный бугорок, соединяющий половые губки, и начинают кружить вокруг, надавливая то слабее, то сильнее, и я не могу сдержать шумных выдохов. И чувствую дыхание Вандера на щеке, такое же рваное.

Проклянет отец? Весь хутор? Весь мир?

Пусть!

Моё тело резонирует в ритме пульсации его горячего твёрдого члена внутри, и я понимаю, что дальше произойдёт. Нельзя…

— Ван-д-дер… Ван-дер! Вандер!

— Чт-то? — шепчет он мне на ухо, одновременно облизывая ухо и кожу шеи под ним.

«Вытащи», –должна я сказать, должна непременно, но вместо этого то ли говорю, то ли выкрикиваю совсем иное:

— Укуси меня.

Он замирает на миг, а потом выходит из меня, вызывая разочарованный стон — до разрядки мне не хватило совсем чуть-чуть. Переворачивает на спину, заглядывает в глаза — и лицо у него шальное, очарованный взгляд чёрных глаз вызывает сладкую оторопь. Я сама раздвигаю ноги под ним — и он входит снова, гораздо легче, толкается с силой, покрывая поцелуями шею, а потом — опять кусает. И одновременно я чувствую горячую струю его семени у себя внутри, сдавливаю его бёдра коленями и, кажется, кричу.

Или реву.

Неважно.

* * *

— Не плачь.

— Я и не плачу.

— Но очень хочешь.

— Да, — неожиданно для самой себя сказала я. — Только слёз отчего-то нет.

— Почему?

— Ты же читал мои мысли.

— Я их не очень хорошо понял.

Кровать у Вандера была роскошная, но мы перебрались в кресло. На себя он накинул бордовый бархатный халат, а меня усадил на колени и прижал к себе, перебирая пальцами мои распущенные волосы. У него великолепное тело — сильное, поджарое, гладкое, будто ожившая мраморная статуя великой древности.

— Расскажи о себе, — попросила я. Сквозь тяжёлые портьеры не проникало ни лучика света, но я нутром чувствовала близость нового дня.