— Люди, — сообщил мрак, и в нем обозначилось некое движение. Но это было не существо, это двигалась сама темнота. — Пришли сами. Что вам надо, люди? Или вы не знали, что здесь — мои владения, моя власть, и только я решаю тут с начала времен, кому жить и кому умирать. Кому — и как.
— Знали, знали, — бодро вступил в разговор с тьмой Ровнин. — Но, не оспаривая ваших прав, мне хотелось бы напомнить о некоем договоре, который мой род заключил с вами. Мы дарим вам одну жизнь в год, а вы за это не забираете представителей нашего вида. Этот договор заключен давно, но он все еще действует.
— Он расторгнут! — громыхнула тьма, в ней загорелись два красных огонька, ярких, как угли в ночи. — Он расторгнут вами, теплокровные черви. Вы терзаете мои владения, вы убиваете тишину, вас стало слишком много!
— Да, нас много, — признал Ровнин. — И нас более чем достаточно, чтобы превратить мрак ночи в вечный день. Мы построим тут дворцы, проложим улицы, где постоянно будут гореть яркие фонари, здесь не будет тишины никогда, так же как наверху. Сходи и посмотри, чем там стала ночь — она светлее, чем день! И мы сможем сделать подобное и тут, мы в состоянии это сделать прямо сейчас — но! Мы не стремимся к этому. И только лишь потому, что чтим договор, который заключили еще наши деды. Подземный мир и его темнота — ваши, такова природа нашего договора. И мы платили и будем платить вам столько, сколько обещали — одна жизнь в год.
— И жизни всех тех, кто потерялся во мраке моих владений, — как далекий гром, рокотнула тьма. — Они тоже все мои.
— И тех, кто потерялся во мраке, — согласился Ровнин. — Пусть будет так. Но с новыми станциями придется мириться — это неизбежно. Нас, как вы заметили — всё больше. Но мы не будем залезать в дальние глубины ваших владений, мы уважаем ваше право.
— Договор подтвержден, — помедлив, ответила тьма, она клубилась на самой границе светлого пятна. — Я не верну тех, кого уже забрал, но ты можешь уйти отсюда живым.
— Мы. — Ровнин показал рукой на спутников. — Мы можем уйти.
— Ты. — В голосе Хозяина метро явно была жестокая насмешка. — Я говорил с тобой, людей представлял ты. Я не трону посланника, но его свита останется здесь, у меня в гостях.
Тьма заколыхалась, ей явно было весело.
— Они уйдут со мной, — упрямо сказал Ровнин. — Так будет честно.
— Уйдут? — тьма замерла. — Ну что же, человек, договорились. Ты можешь ехать, а они могут идти. Посмотрим, дойдут ли они куда-то. Если такое случится — они будут жить. Ну а если нет — останутся у меня и составят компанию тем, кто был в свите предыдущих посланников сверху.
И из тьмы вылетели несколько предметов, упав к ногам Кольки. Это были черепа, желтые, отполированные, скалящиеся.
— Надо думать, это наши коллеги, — хладнокровно отметил Пал Палыч. — Те, кто ходил сюда с Пиотровским.
— И Левитиным, — добавил Олег Георгиевич. — Тетя Паша про это ничего не сказала, но, как видно, там такая же ерунда произошла.
Двери вагона зашипели, открываясь.
— Человек, тебе пора. — Тон Хозяина метро не оставлял места сомнениям. — Покинь мои владения.
— Олег, иди. — Пал Палыч толкнул своего начальника в сторону вагона. — Иди.
Тот скрипнул зубами.
— Олег, ты же все понимаешь. — Оперативник говорил тихо и очень быстро. — Если мы сейчас упремся, то останемся тут все, и то, чего мы добились, тоже все коту под хвост пойдет. И те, кто сюда придут потом, а им придется это сделать раньше или позже, тоже ничего не добьются. Ты это понимаешь, мы это понимаем, и вот они это тоже понимали тогда, когда оставались здесь.
Пал Палыч показал на черепа, так и лежащие под их ногами.
Он что-то сунул в ладонь Ровнина и требовательно посмотрел на Кольку.
— Значок давай, — протянул он руку, и парень покорно вложил в нее требуемое. — Выберемся, не выберемся — бабка надвое сказала, а ключи еще понадобятся тем, кто придет за нами.
Кольке было очень страшно, так, как никогда до этого в жизни не было. Он даже не мог представить себе, что случится, когда поезд, этот последний луч света в подземном царстве, исчезнет. Но странное чувство, которое оказалось сильнее страха, заставило его совершенно беззаботно сказать Ровнину:
— Олег Георгиевич, вы езжайте, а мы пешочком дойдем. Тоже мне проблема!
— Человек, тебе пора — потребовала тьма, и Ровнин медленно, так, как будто при каждом шаге в ступни ему впивались гвозди, пробивая их насквозь, направился к дверям вагона.
— Паша, человек становится пропавшим только тогда, когда он сам думает, что это так, — сказал он громко, прежде чем двери вагона закрылись. — Ты понял меня?
— Я все понял, — крикнул Пал Палыч, но Ровнин его уже не слышал.
Поезд дернулся, колеса закрутились, и он бесшумно и очень быстро скрылся из вида, оставив оперативников в беспросветной мгле.