Время на земле и под землей идет, разумеется, одинаково, вот только там, наверху, его бег ощущаешь, а в извечной темноте оно словно растворяется, прямо как сахар в чае. Николай и сам бы, пожалуй, не сказал, сколько именно минут он преследовал эхо легких шагов, неумолчно раздающееся где-то впереди. Может, пять. Может, двадцать. Но оно было, и оперативник упрямо шел вперед, освещая перед собой дорогу фонариком.
А потом тоннель кончился, превратившись в небольшой зал, и яркий луч осветил сразу три прохода, ведущих невесть куда, но при этом каждый из них явно шел под уклон. И в какой именно нырнула ушлая девица, понять возможности никакой не имелось. Да и звука шагов до него больше не доносилось. То ли по причине акустических изменений, то оттого, что колдунья (ну, или кто она там) затаилась в одном из ходов и теперь ждет, что сделает ее преследователь.
— Твою-то мать, — устало выдохнул Николай, понимая, что теперь свою цель он точно упустил. Нет, можно, конечно, применить классический способ выбора пути под названием «вышел месяц из тумана», но это все ерунда. Идти глубже под землю, не зная точного маршрута и не имея проводника, есть очень большая глупость. Да что там — практически фатальная. Москва вся изрыта ходами, как старый гриб червями, в ее подземельях, бывает, и матерые диггеры плутают неделями, а уж они-то в своем деле мастера.
Плюс кому-кому, а ему глубоко под землю уходить точно не следует. Никто не знает, где начинаются владения Хозяина метро, кроме него самого. Можно пересечь границу, даже об этом не подозревая, и сообразить, что к чему, только услышав вкрадчиво-погибельный голос повелителя мрака за своей спиной.
Ну да, у Николая имелось право на три визита в глубины, расположенные под Москвой, после которых он выберется на свет живым и здоровым. Но вот так он их расходовать точно не желал. В смысле, без точной уверенности в успехе.
— Ладно, твоя взяла, — громко произнес он. — Но это не значит, что в следующий раз тебе повезет так же, как сегодня. Поверь, я еще тебя схомутаю.
Из какого именно хода метнулся заливисто-издевательский смех, Нифонтов не понял. Да и времени у него на это особо не имелось, потому что в тот же миг из темноты выскочили две черно-зубастые тени, и яркий луч фонаря отразился в круглых глазах ночных тварей.
Гули. Исконные обитатели городской канализации, местные хищники и санитары в одном лице. В том смысле, что они с одинаковой охотой питаются как теми, кто сюда сдуру забредает, так и теми, кто уже отдал богу душу и теперь тихонько разлагается в не имеющих счета отстойниках и коллекторах. Короче, гули едят все, но при этом предпочтение отдают все же той добыче, которая не сопротивляется.
А еще это очень трусливые твари, они никогда не нападают на живых, не имея превосходства хотя бы пять к одному, особенно если речь идет о мужчине, полном сил. Они предпочтут гнать одинокую жертву по канализации два-три дня, не давая ей улизнуть на поверхность и дожидаясь, пока она отчается и ослабеет. И только тогда будет нанесен финальный удар.
Но что бы вот так, сразу? И всего двое? Небывальщина какая-то!
Хлопнул выстрел, и одна из тварей, скуля, покатилась по полу, зажимая рану в груди, из которой мигом начала сочиться резко пахнущая бурая жидкость. Обычной пулей гуля не убить, не берут они их. Но остановить или сбить с ног можно.
Действенно против этих тварей только серебро, да и то не всякое. Если старый советский полтинник в пулю перелить, то толку не жди. А вот если такое, какое на клинок ножа, что Николай достал вместо пистолета, пошло — то в самый раз.
Второй нападавший почти добрался до оперативника, готовый к тому, чтобы рвать мягкую людскую плоть своими когтями, терзать ее, пластовать на шматы, но вот незадача — как раз тут он приметил блеск лезвия, находившегося в руке человека.
Вообще-то гули умом не отличаются, они подобны зверям, что живут основными инстинктами, но и совсем уж безмозглыми их назвать нельзя, кое-какие зачатки разума в лысых безгубых головах имеются. А те, кто обретается близ трона королевы Джумы, даже и разговаривать умеют. Не очень хорошо, но понять можно.
Этот гуль даром речи был обделен, но, увидев нож, он сообразил — лучше этого человека не трогать.
— Проваливай, — велел ему Нифонтов, направив свет фонарика в лицо подземного обитателя. — Приятеля своего тоже забирай.
И вот застыл перед ним гуль — серо-черный, страшный, расставивший руки-крюки в разные стороны, похожий на гротескного человека с детских рисунков. Он стоял покачиваясь, хлопал глазами-плошками и будто бы на самом деле размышлял — нападать или уходить?
Решение в результате принял не он, а его собрат, который поднялся с пола, выдавил из себя странную какофонию звуков, а после бросился на оперативника.