Отдел по расследованию ритуальных убийств

    - Полноте! Большевикам жить осталось, максимум, до конца этого года.

     Заморский гость усмехнулся.

    - Если белое движение победит, что, опять монархия?

    - Это решит  Учредительное собрание.

    - А всё-таки, если произойдёт возврат к монархическому строю, - настаивал журналист, - что, учредите новую династию?

    - Почему новую? Есть ещё Великие князья…

    - Значит опять Романовы?

    - А вот это уже будет решать Земский собор всего русского народа.

    - Господин Сергеев, а вы не думаете, что русскому народу сейчас, как бы сказать, немного не до этого? Он занят более важными делами.

   - Что может быть важней всенародных выборов? – возмущённо спросил следователь.

    - Да много чего, - во взгляде журналиста читалась явная насмешка. – Истребление друг друга, например.

   - Позвольте вам напомнить, что ваши соотечественники тоже прошли через революцию. Да не одну. И тоже убили своего монарха.

   - Там был суд, если вы помните. И Луи Капета  казнили публично, при стечении народа. И, если я помню историю, а я её помню, - и опять этот заглядывающий в самые глубины души взгляд, - народу понравилась казнь. Потому что республика питается кровью монархов.

   В кабинете, не смотря на солнечный день за окном, вдруг как бы сгустились сумерки. Следователю стало жутко.

   - Вы… вы не журналист!

   Сантани поднялся и навис над вжавшимся в кресло Сергеевым.

   - Продолжайте свою работу, господин судебный следователь. Но помните, ваш народ уже никогда не будет прежним!

   На глаза Ивана Сергеевича опустилась пелена, и он резко встряхнул головой. Пелена исчезла, а вместе с ней и странный господин в чёрном плаще.

Приглашение на бал

     Комната вертелась подобно центрифуге, и ему никак не удавалось встать на ноги. Похоже, дрянь, которой его напичкали, напрочь лишила Глеба чувства  центра тяжести. После очередной безуспешной попытки встать на ноги, он упал на четвереньки, и его вырвало прямо на каменный пол. Странно, но стало немного легче. Головокружение уже не было таким бешеным, и, цепляясь ослабевшими руками за стену, Глеб, наконец,  поднялся на ноги.

   Он прислонился лбом к холодной стене, слушая неровные удары своего сердца. Мышцы сводило от боли, будто он несколько часов кряду махал кайлом в каменоломне. В шахте, где всепоглощающей тьме противостоит лишь слабо горящая лучина. Тьма. Тьма засела в его теле и не хочет выходить.

   Новый рвотный спазм выгнул всё тело дугой. Это хорошо, успокаивал себя Глеб. Это значит, его здоровый организм не поддаётся, сопротивляется тьме. Исторгает её, не даёт проникнуть в душу.

   Взгляд, наконец, сфокусировался, и он огляделся. Комната была даже и не комнатой, а каменным склепом. Неровные стены, щербатый пол, тусклая лампочка над входом. Вход был обыкновенной дырой, ни двери, ни даже дверного проёма. Просто прорубленное в камне отверстие метр в ширину и чуть более полутора метров в высоту. Его-то и прямоугольным можно было назвать весьма условно.

   По ту сторону дыры во тьму уходил коридор. Глеб выглянул и прислушался. Где-то вдалеке звучали голоса, если у него не было слуховых галлюцинаций. И голоса эти приближались.

   Он был не в том состоянии, чтобы вступать в рукопашную. Он даже ладонь не смог сжать в кулак. С трудом поднял голову, посмотрел на слабый свет лампы. Похоже, сегодня тьма может стать ещё и союзником.

 - Действие препарата  длится максимум два часа, потом начинает ослабевать, - Асраил посмотрел на светящийся циферблат. – Пора вводить новую порцию.

  - Там, похоже, лампочка перегорела.

   Иосиф полез в карман куртки за фонарём, а его спутник равнодушно пожал плечами. Его глаза светились в темноте.

   «Как у зверя, - с внутренней дрожью подумал Иосиф. – И в темноте, должно быть видит лучше, чем я в тепловизорах.» 

    Когда вошли в комнату, он тут же направил фонарик в угол, где лежал Глеб. Должен был лежать, потому что угол оказался пуст.

 Сзади послышался хрип и звук падающего тела. Мгновенно развернувшись с фонарём, он увидел,  как что-то мелькнуло в полосе света. Бросился туда, но едва устоял на ногах, споткнувшись о тело. Остановился и направил туда фонарь. На полу, закрывшись рукой от света, валялся страж преисподней.

   Глеб бежал по коридору. Собственно, слово бежал было бы преувеличением. Ватные ноги слушались плохо, тело мотало из стороны в сторону, и он постоянно ударялся то одним, то другим плечом о шершавую стену.

   Вскоре впереди забрезжил свет, и он выскочил в уже знакомую залу с алтарём у стены. Дрожащий свет свечей отразился в мёртвых глазах старого мастера, и у Глеба уже в который раз болезненно сжалось сердце. Знал ли Михаил Анисимович ещё сутки назад, что крест его будет и после смерти?

   Он огляделся. Одна из ниш источала красное свечение. Глеб подошёл ближе, и увидел кошмар своих детских снов. Сколько раз ему снилось это зеркало в разводах, которые складывались в три шестёрки.

   Сзади послышался топот ног, и он, не раздумывая, толкнул дверь-зеркало.