Как следствие, с точки зрения Нолана, внезапный тактический переход Д’Аддарио к микроменеджменту был правильным и запоздалым. Лейтенанту надо бы взять сержантов в узду, а сержантам – приструнить своих людей, рассуждал Нолан. На его взгляд, лейтенант во многом не только перекладывал личную ответственность, но и потворствовал тому же самому у сержантов.
И все же детективы Нолана – Гарви, Эджертон, Кинкейд, Макаллистер, Боумен – действовали с той же, если не большей, свободой, что и остальные группы. Документооборот, административные вопросы, кадровые проблемы – все это брал на себя Нолан. Но главной целью убойного всегда было раскрытие убийств, и в это начальство не лезло в случае с группой Нолана так же, как и с остальными. Его детективы работали в своем темпе и стиле, и ничего другого он никогда не требовал. Такого подхода требовал характер Эджертона, но и методичный Гарви под началом дотошного сержанта раскрывал двенадцать дел в год. А без сержанта – дюжину.
– Мне никакой другой сержант не нужен, – говорил Гарви, объясняя динамику своей группы другому детективу. – Просто время от времени надо давать Роджеру по мозгам и спускать его с небес на землю.
Детективы безропотно переносили сокращения сверхурочных и изменения графиков только потому, что понимали положение Д’Аддарио. И когда он начал стоять у них над душой, перепроверять дела и просить дополнительную отчетность, никто по-настоящему не обиделся. Рик Рикер, работая в полуночной смене без одного человека, емко подытожил общее мнение:
– Если б не Ди, – сказал он двум детективам, – мы бы эту хрень терпеть не стали.
И все же терпели весь апрель и еще половину мая, пока Д’Аддарио пытался сжиться с вредным характером, которого требовали от него правила. Все-таки лишние бумажки и изменения графиков были косметическими, их можно было перестрадать, пока лейтенант переживает бурю. Что до сверхурочных – они вернутся уже с середины июня, когда начнется новый бюджетный год. Детективы ругались, ворчали, но слушались Д’Аддарио. И главное – продолжали делать то, что было важнее всего для будущего их лейтенанта: раскрывали убийства.
Черути вложился арестом по делу об избиении с летальным исходом на Юго-Западе, а Уолтемейер раскрыл нападение с огнестрельным оружием в доме на Северной Вульф-стрит, рядом с больничным комплексом Хопкинса. В смене Стэнтона Томлин принял нападение с холодным оружием, закончившееся арестом курсанта полиции, который должен был поступить в академию в следующем месяце.
– Как думаете, мне стоит позвонить в кадровый отдел? – спросил курсант после чистосердечного признания.
– Хорошая мысль, – ответил Томлин. – Хотя уверен, там об этом так или иначе узнают.
Гарви и Кинкейду досталось убийство на Гарлем-авеню, благословленное свидетелями и подозреваемым, не ушедшим с места преступления. Приехав в Университетскую больницу проведать жертву, детективы наблюдали, как хирурги вскрывают парню грудину в отчаянной попытке прямого массажа сердца. Линия на ЭКГ скакала, кровь из грудной полости хлестала на белый кафель. «Десять-семь» через пару часов, предсказал ординатор реанимации, самое позднее – утром. Да неужто, подумали детективы, не понаслышке знакомые с медицинским аспектом насильственной смерти. Когда хирург вскрывает грудину, он уже исчерпал все возможности; любой детектив знает, что 97 процентов таких попыток – неудачные. Шестое правило убойного было опровергнуто, и Гарви вернулся в кабинет, не в силах сдержать изумление.
– Эй, Дональд! – крикнул он, вальсируя с Кинкейдом вокруг металлического стола. – Он умрет! Он умрет – а мы знаем, кто виноват!
– Вот же ты бездушная тварь, – качал головой и посмеивался Нолан. Потом сам резко развернулся на каблуке и протанцевал джигу в свой кабинет.
Через неделю Уолтемейер с помощником прокурора вылетели в Солт-Лейк-Сити, где почтенный столп общества признался ближайшему другу, что его разыскивают за убийство, совершенное тринадцать лет назад в Балтиморе. Дэниэл Юджин Биник, сорок один год, провел в Юте двенадцать лет, большую часть времени – в браке, работая под вымышленным именем консультантом для зависимых от наркотиков и алкоголя. И, хотя его фотография по-прежнему украшала плакат «Разыскиваются за убийство» в главном офисе убойного, на ней изображался человек куда моложе и бесшабашнее. У Дэниэла Биника образца 1975-го были длинные слипшиеся волосы, густые усы и внушительный послужной список приводов; версия конца восьмидесятых коротко стриглась и управляла местным филиалом АА. После недели поисков Уолтемейер нашел лишь одного дожившего до этих времен свидетеля ограбления и убийства в баре. Но хватило и его. Под каким именем преступника ни осуждай, все равно приятно.
К началу мая раскрываемость поднялась до счастливых жирных 60 процентов. Денежный поток на сверхурочные и судебные выступления временно перекроют, чтобы начальство заметило. Положение Д’Аддарио если не спасли, то хотя бы укрепили – по крайней мере, так казалось его людям.