Отдел убийств: год на смертельных улицах

И все равно Нолан оставался загадкой даже для своих подчиненных. Об этом выходце из гетто Западного Балтимора с двадцатью пятью годами стажа говорили, будто он – единственный черный республиканец во всем городе. Что он раз за разом отрицал – безрезультатно. Грузный и лысый, с широким выразительным лицом, Нолан напоминал стареющего боксера или, скорее, стареющего бывшего морпеха, чем полицейского. Детство у него выдалось непростое: родители страдали от алкоголизма, остальные родственники участвовали в наркоторговле Западного Балтимора. Во многом именно морпехи и спасли Нолана, вытащив его с Северной Кэрроллтон-стрит и подарив суррогатную семью, собственную койку и трехразовое сбалансированное питание. Он служил и на Тихом, и в Средиземном, но ушел в отставку раньше, чем грянул Вьетнам. В итоге его сформировало «Семпер Фи»[44]: теперь Нолан посвящал досуг отряду бойскаутов, чтению военной истории и пересмотру фильмов о Хопалонге Кэссиди. На взгляд любого детектива, это далеко от поведения среднего уроженца Западного Балтимора.

И в убойном его точка зрения была уникальна. В отличие от Лэндсмана и Макларни, Нолан никогда не расследовал убийства; на самом деле большую часть службы он провел в патруле, работал руководителем секторов в Северо-Западном и Восточном районах – это длительное изгнание из штаба началось, когда он, еще будучи многообещающим полицейским в штатском, не угодил власть имущим в известном деле о коррупции начала 1970-х.

В те годы Балтиморский департамент был настоящим Диким западом. В 1973-м почти половину Западного района вместе с его главой либо осудили, либо уволили за крышевание местных азартных игр. Похожая участь ждала отдел нравов угрозыска, а в спецподразделении пошли нехорошие слушки о черном сотруднике, майоре Джеймсе Уоткинсе, потенциальном кандидате на пост комиссара. Уоткинс вырос вместе с несколькими наиболее выдающимися наркодилерами Пенсильвания-авеню, и до конца десятилетия он в звании полковника будет выступать в суде, обвиненный в крышевании наркоторговли.

Нолан работал под командованием Уоткинса полицейским в штатском и знал, что в их подразделении что-то неладно. Однажды, когда облава под его руководством принесла улов в более чем пятьсот пакетиков героина, другие полицейские вызвались передать их в отдел вещдоков. Нолан отказался. Он лично пересчитал пакетики, сфотографировал и получил на свое имя квиток из отдела. И действительно, немного погодя героин – на 15 тысяч долларов – исчез из вещдоков, и в итоге осудили двух его сослуживцев. Но несмотря ни на что, Нолан до самого конца не верил, что Уоткинс знал о коррупции или был каким-либо образом в ней замешан. Вопреки советам и пожеланиям комиссара полиции, на суде он дал положительную характеристику Уоткинсу.

Полковника осудили, затем он подал на апелляцию и был оправдан. Так же разделилась и карьера Нолана: до своих показаний он был сержантом, назначенным в следственную часть прокураторы штата; после – командовал патрулем в секторе Северо-Запада без надежд увидеть здание штаба, пока в нем сидит нынешняя администрация. Опала, политические махинации, случайное пятно на репутации из-за чужой коррупции – все это повлияло на Нолана, и настолько, что его подчиненные уже стонали хором, когда сержант принимался в очередной раз пересказывать историю о пропавшем героине.

То, что Нолан вернулся в угрозыск после стольких лет на улицах, немало говорит о человеческом упорстве. И хотя он не имел опыта в расследовании убийств, вполне логично, что его конечным пунктом стал именно убойный, где проблема организованной коррупции никогда не стояла по-настоящему. За последние пятнадцать лет балтиморский департамент оставался преимущественно чист – что даже удивительно, если посмотреть на департаменты Нью-Йорка, Филадельфии и Майами. Но если коп все же намеревался зашибить настоящие деньги, ему была прямая дорога в отдел наркотиков, азартных игр или любой другой, где можно выбить дверь и тут же найти сто тысяч баксов под матрасом. В убойном единственная принятая афера – плата за сверхурочные; никто так пока и не придумал, как заколачивать серьезные деньги на трупах.

В первую очередь Нолан был человеком, умеющим выживать, и он гордился своим званием и положением в отделе убийств. Поэтому управленческие задачи принимал всерьез и огорчался, что Лэндсману, Макларни или Д’Аддарио не так интересны ритуалы субординации. Их собрания неизбежно начинались с предложений Нолана по работе смены – были и хорошие, и плохие, но все касались формальностей. Долго эти летучки никогда не длились: Лэндсман в ответ просто рекомендовал Нолану либо обратиться за серьезным психологическим лечением, либо переходить на марихуану подороже. Затем Макларни шутил на какую-нибудь вообще постороннюю тему и Д’Аддарио, к смятению Нолана, завершал собрание. Короче говоря, Лэндсману и Макларни нравилось самим расследовать преступления; Нолан предпочитал роль руководителя.