Отдел убийств: год на смертельных улицах

– У нас там сейчас один проходит по целой куче налетов, – сказал он Уордену. – У вас, случаем, нет ничего, что можно повесить на этих ребят?

Уордену потребовалось ровно пятнадцать секунд перед доской, чтобы его слоновья память остановилась на одном имени из пятидесяти: Чарльз Леман, пятидесятиоднолетний мужчина, убитый на Файет-стрит, когда шел к машине с ужином из «Кентукки Фрайд Чикен». Февральский худанит Кинкейда.

– Есть одно убийство в окрестностях, – сказал Уорден. – Вы с ним сейчас разговариваете?

– Да, в большой допросной. Господи, Дональд, на нем и так уже с десяток ограблений.

После недолгого разговора с парнем Уорден понял, что имя Лемана действительно может стать черным. Тогда вызвали дежурившего той ночью прокурора, Дона Гиблина, и начались переговоры. Последнее слово прокурора: за показания против стрелка по убийству Лемана – одиннадцать лет по одному из ограблений, но никакого иммунитета, если ты замешан в других убийствах или нападениях.

Уорден наблюдал, как парень обдумывает сделку, а затем делает встречное предложение.

– Пять лет.

– Что я буду делать с твоими пятью годами, – сказал прокурор. – Мне присяжные не поверят, если ты не получишь минимум десятку.

– Много, – сказал парень.

– Ой, да тебя спросить – ты вообще сидеть не должен, – в отвращении ответил Уорден. – А как же люди, которых ты ограбил? Как же старушка, которую вы застрелили на Монумент-стрит?

– Мы сейчас не о них, – огрызнулся парень. – Мы обо мне.

Уорден покачал головой и вышел, предоставив Гиблину пожимать руки. Неприятно, спору нет, зато ордер на двадцатипятилетнего Энтони Каннингема лег на стол комиссара суда в ту же ночь. Теперь же, после ареста Каннингема, и это дело закрыто.

Четыре ночи, два убийства. Макларни не мог не спросить себя: сколько детективов заметили бы, что тот стакан стоит далековато от остальных? И сколько детективов провели бы связь между делом Лемана и налетами на восточной стороне? Черт, говорит себе сержант: большинство детективов не помнит дела даже собственной группы, не то что возбужденные другой группой пять месяцев назад.

– Ты не можешь просто взять и уйти, – снова говорит он Уордену с жаром.

Тот качает головой.

– Не можешь, – смеется Макларни. – Я тебя не пущу.

– Ты завел эту шарманку только потому, что теряешь детектива. Только из-за этого и трясешься, да? Так и скажи, что лень натаскивать новичка.

Макларни снова смеется и присаживается на капот своей машины. Лезет в бумажный пакет за последней банкой.

– Если ты уйдешь, некому будет подъебывать Дэйва Брауна, и тогда он совсем мхом покроется.

Уорден слабо улыбается.

– Если уволишься, Дональд, он возомнит, будто знает свое дело. А это опасно. Мне придется каждую вторую неделю писать капитану длинные рапорты.

– За ним присмотрит Уолтемейер.

Макларни качает головой.

– В голове не укладывается, что мы вообще это обсуждаем.

Уорден пожимает плечами.

– Только ты тут что-то и обсуждаешь.

– Дональд, ты… – начинает Макларни, вдруг прервавшись и уставившись на поперечную улицу, идущую в сторону Монумент-стрит. Уорден в это время играется со связкой ключей от пикапа.

– Видишь его? – внезапно спрашивает Макларни.

– Парня в сером?

– Ага, в толстовке.

– Да, видел. Всего-то четвертый раз тут проходит.

– К нам примеряется.

– Ага.

Макларни снова смотрит на поперечную улицу. Пацан жилистый и темнокожий, лет шестнадцать-семнадцать, в спандексовых велошортах и толстовке с капюшоном. На улице все еще градусов двадцать пять, а он ходит наглухо застегнутый и с обеими руками в карманах.

– Принял нас за жертв, – посмеивается Макларни.

– Два белых старпера торчат на пустой стоянке в такой час, – фыркает Уорден. – Что тут удивительного.

– Мы не старперы, – возражает Макларни. – Ну, лично я нет.

Уорден улыбается, подбрасывает связку и ловит второй рукой. Он говорил себе, что после смены с четырех до полуночи сразу поедет домой; вместо этого он два часа просидел за стойкой в «Кавано», губя здоровье «Джек Блэком». Но из-за отказа выпить в последний час – Уорден терпеть не может «Миллер Лайт», который взял с собой Макларни, – он мало-помалу приходит в себя.

– Мне рано вставать, – говорит он. Макларни качает головой.

– И слушать не хочу, Дональд. Ну выдался у тебя неудачный год, ну бывает, и что? Вернешься в седло на следующем же деле, все изменится. Ты же знаешь.

– Не люблю, когда меня используют.

– Тебя не использовали.

– Еще как использовали, – говорит Уорден.

– Еще злишься из-за Монро-стрит, да? У нас с тобой по этому поводу есть разногласия, это нормально, но…

– Нет. Не из-за Монро-стрит.

– А из-за чего тогда?

Уорден кривится.

– Из-за фигни с Ларри Янгом?

– Не без этого, – говорит Уорден. – Точно не без этого.

– Ну, тут я должен признать, это был пиздец.

– Меня использовали, – повторяет Уорден. – Меня использовали для их грязной работы. Мне такого не надо.

– Тебя использовали, – нехотя соглашается Макларни.