Затем сержант с двумя детективами отправляются на место происшествия, а на телефоны между тем отвечают в центре связи этажом ниже, пока не явится Эджертон. Нет смысла оставлять кого-то сейчас, рассуждает Нолан. Полицейская стрельба – это всегда «красный шар», а «красный шар» по определению требует на месте все живые тела.
Они садятся на два «кавалера» и приезжают на пустую парковку у Друид-Хилл-авеню, где вокруг припаркованного «олдсмобиля катласс» собралась половина отдела нравов Западного района. Макаллистер смотрит на сцену и переживает момент дежавю.
– Может, мне только кажется, – говорит он Нолану, – но это выглядит слишком знакомо.
– Действительно, – отвечает тот.
После короткого разговора с сержантом из отдела нравов Макаллистер идет к Нолану, пытаясь справиться с юмором ситуации.
– Снова десять семьдесят восемь, – говорит Макаллистер, саркастично придумывая новый код «десять» под стать ситуации. – Минет, прерванный в процессе полицейской стрельбой.
– Блин, – говорит Кинкейд. – В наше время мужик уже не может насладиться минетом без того, чтобы не схлопотать пулю.
– Жестокий город, – соглашается Нолан.
Три месяца назад та же сцена разыгралась на Стрикер-стрит; тогда старшим детективом тоже был Макаллистер. Сценарий в обоих случаях один: подозреваемый снимает проститутку на Пенсильвания-авеню, затем паркуется в безлюдном месте, спускает штаны и предоставляет свои причиндалы для фелляции стоимостью 20 долларов. К подозреваемому подходят полицейские в штатском из отдела нравов Западного района, тот паникует, полицейские принимают его действия за угрозу; подозреваемый получает пулю 38-го калибра и заканчивает вечер в реанимации, размышляя о сравнительных радостях супружеской верности.
С точки зрения правосудия – из рук вон плохо. И все же с нужными талантом и ловкостью в прокуратуре оба инцидента признают оправданными. Со строго юридической точки зрения их и правда можно оправдать; в обоих случаях перед тем, как открыть огонь, офицеры обоснованно считали, что находятся в опасности. Подозреваемый на Стрикер-стрит в ответ на приказ сдаться полез за чем-то сзади, и сотрудник в штатском произвел выстрел ему в лицо, испугавшись, что тот выхватит оружие. В сегодняшнем инциденте полицейский выстрелил один раз в лобовое стекло, когда подозреваемый в попытке уехать сбил на машине одного из полицейских.
Впрочем, для убойного оправданная полицейская стрельба значит только то, что за действиями офицера нет уголовного умысла, и что во время применения смертоносного насилия он действительно верил, что сам или другие находятся в серьезной опасности. С юридической точки зрения тут лазейка такого размера, что может проехать грузовик, и в обоих нападениях отдела нравов убойный без сожалений исследует каждый ее дюйм. Неопределенность, присущую любому расследованию полицейской стрельбы, понимает каждый коп с парой лет стажа: если спросить Нолана, Макаллистера или Кинкейда на месте происшествия, оправдано ли применение оружия, они ответят утвердительно. Но если спросить их, свидетельствует ли эта стрельба о хорошей работе полиции, они дадут противоположный ответ, а то и вовсе промолчат.
В американском правосудии эта уловка давно вошла в норму. В каждом крупном департаменте расследование любого инцидента с участием сотрудников начинается с попытки представить инцидент как можно чище и профессиональнее. И в каждом департаменте предвзятость в основе такого расследования считается единственным разумным ответом общественности, которая должна верить: хорошие копы всегда стреляют по делу, а не по делу стреляют только плохие копы. Эту ложь необходимо поддерживать раз за разом.
– Я так понимаю, дама уже в центре? – спрашивает Нолан.
– Так точно, – отвечает Макаллистер.
– Если она та же, что и на Стрикер-стрит, я буду ржать до упаду над тем, что каждый раз, как она берет за щеку у мужика, в него стреляют.
Макаллистер улыбается.
– Если тут мы закончили, думаю, я в больницу.
– Можете ехать вместе с Дональдом, – говорит сержант. – Я вернусь в офис и заведу дело.
Но не успевает он так и сделать, как ближайший патрульный слышит общегородской вызов на перестрелку в Восточном районе. Патрульный делает громче, и Нолан слушает, как вызов подтверждают и как патрульный из Восточного говорит диспетчеру известить убойный. Нолан просит ручную рацию и сообщает, что выезжает с огнестрела в Центральном.
– Тогда встретимся в офисе, – говорит Макаллистер. – Звони, если понадобимся.
Нолан кивает, затем отправляется на другой конец города, а Макаллистер и Кинкейд следуют в реанимацию Мэрилендской больницы. Через двадцать минут при их виде выпрямляется тридцатишестилетний подозреваемый с правой рукой на перевязи – «рабочий человек», как он спешит заверить, причем «рабочий человек в счастливом браке».
Макаллистер обращается к нему по имени.
– Да, сэр?
– Мы из департамента полиции. Это детектив Кинкейд, я – детектив…
– Слушайте, – говорит жертва. – Мне очень-очень жаль, и я уже хотел сказать офицеру – я не знал, что он из полиции…
– Мы понимаем…