Отдел убийств: год на смертельных улицах

Золотая середина исчезла. На следующее утро Кинкейд обуздает свой гнев и смолчит. И Эджертон отделается от него только замечанием вскользь, когда оба заступят на смену в пятницу.

– У меня даже нет претензий к Гарри, – говорит Кинкейд остальным детективам. – А вот к Роджеру у меня вагон и маленькая тележка претензий за то, что не стукнул кулаком по столу.

Но в следующие дни гнев Кинкейда раскаляется добела, и остальным – Макаллистеру, Гарви, даже Боумену, часто встававшему по этому вопросу на его сторону, – хватает соображения не сыпать соль на рану. В конце концов неизбежный взрыв происходит на смене с четырех до двенадцати – в следующий выходной Эджертона. Эта смена целиком состоит из воплей и мата, обвинений и контробвинений, а заканчивается тем, что Нолан и Кинкейд орут друг на друга в главном офисе, разряжая все стволы в такой перестрелке, что после нее собирать уже нечего. Нолан четко дает понять, что считает проблемой самого Кинкейда, советует не лезть не в свои дела и вдобавок обвиняет в том, что он сам плохо и мало работает по собственным убийствам. Да, действительно, у Кинкейда за последние два года накопилось немало незакрытых расследований, но, справедливости ради, сам Нолан озвучивает критику, которую не хочет слышать ни один детектив-ветеран. Дональд Кинкейд решился: стоит открыться вакансии в любой смене – ноги его здесь не будет.

Группа Роджера Нолана, в которой уже больше года видны линии разлома, теперь окончательно распадается на части.

8

Виды, звуки, запахи – подвал на Пенн-стрит не может сравниться ни с чем другим в представлении детектива. Даже места преступлений, самые дикие и жестокие, бледнеют по сравнению с процессом вскрытия и осмотра убитых: это поистине странное зрелище.

У этой резни есть цель, в кровавом препарировании человека есть ценность для следствия. Отстраненный и рациональный разум понимает юридическую необходимость патологоанатомического исследования, но реальность процесса все равно поражает. Для той части детектива, которая зовет себя профессиональной, кабинет судмедэксперта – это лаборатория. Но для другой части, существующей в суровых, но все же человеческих категориях, это натуральная бойня.

Аутопсия ставит в происшествии абсолютную точку. На месте преступления жертвы, безусловно, мертвы, но в момент аутопсии они становятся для детектива чем-то большим – или меньшим. В конце концов, одно дело, когда следователь эмоционально отстраняется от трупа в центре загадки. Но совсем другое – видеть, как этот же труп потрошат, как эта бренная оболочка превращается в набор костей, сухожилий и жидкостей, словно автомобиль, с которого снимают хром и боковые панели перед отправкой в утилизатор. Даже детективу убойного – человеку закаленному – приходится перенести немало вскрытий, прежде чем смерть действительно становится чем-то привычным и знакомым.

Для детектива убойного бюро судмедэкспертизы – это и юридическая формальность, и источник вещдоков. Отчеты о вскрытии лежат в основе следствия просто потому, что в любом убийстве сначала необходимо доказать, что жертва умерла из-за человеческого вмешательства, а не по каким-то другим причинам. Но помимо этого базового требования, часто от навыков умелого патологоанатома зависит разница, примут ли несчастный случай за убийство или – что не менее опасно – объяснят убийство случайными или естественными причинами.

Патологанатому каждое тело рассказывает историю.

Дайте медэксперту огнестрельное ранение – и он сможет определить по количеству и расположению копоти, пороховых зерен и другим следам, была ли выпущена пуля в упор, с близкого расстояния или с расстояния больше 60–75 сантиметров. Более того, хороший хирург посмотрит на рваные края входного отверстия и определит приблизительную траекторию пули. С ранением из дробовика тот же патологоанатом может считать характер дроби и оценить приблизительное расстояние между стволом оружия и целью. По выходному отверстию медэксперт скажет, лежала ли жертва на полу, сидела ли в кресле, стояла или – если у пояска раны есть осаднение – прижималась к стене. А в случае нескольких ранений хороший патологоанатом скажет не только, какое из них стало смертельным, но и, во многих случаях, их последовательность, а также какие раны получены еще при жизни, а какие – посмертно.

Дайте тому же врачу ножевое ранение – и узнаете, на одной стороне лезвие у ножа или на двух, с серрейтором он или без. И если удар глубокий, медэксперт посмотрит на следы от рукоятки и назовет длину и ширину орудия убийства. Затем ранения тупыми предметами: вашу жертву сбила с ног машина или свинцовая труба? Этот младенец упал в ванную – или его забила нянька? Так или иначе, у помощника медэксперта найдется ключ ко всем тайнам тела.