Но водители, спавшие в кабинах на другом конце стоянки, ничего не слышали, как и железнодорожники в конторе по ту сторону путей не помнят шума или света фар. Уорден беседует с сержантом сектора и узнает, что около четырех ночи – где-то за два часа до обнаружения тела, – на складе сработала пожарная сигнализация. На стоянку приехали машины из станций на Форт-Авеню и Лайт-стрит, убедились в отсутствии возгорания или дыма и уехали – предположительно, не заметив тела. Либо ее убили после четырех, либо труп переехало пол пожарного департамента. А вообще, размышляет Уорден, с них станется.
Из-за новостей о пожарной тревоге оба детектива понимают, что половину места преступления уже уничтожили. Если орудие убийства – автомобиль, то важны следы шин, и на грунтовых или гравийных стоянках их найти легко – при условии, конечно, что по ним не прокатится конвой пожарных машин, не говоря уже о полудюжине патрульных, причем каждая нарочно подъехала к телу чуть ли не вплотную. Можно будет целый месяц сопоставлять узоры, чтобы исключить все автомобили, побывавшие на стоянке. Надеясь на что-то попроще, Дэйв Браун осматривает белый цемент у погрузочной платформы и побитый металл мусорного контейнера на предмет свежих царапин и вмятин.
– Тут тесно, – говорит он с надеждой в голосе. – Вот было бы здорово, если бы он поцарапал корпус, пока разворачивался?
Это была бы манна небесная, но Браун даже во время своей реплики знает, что у него есть только одна улика – сам труп. И в зависимости от того, что случится в прозекторской через два часа, она тоже может быть не ахти какой. Вопреки его ожиданиям Джонсон-стрит оказывается глухим худанитом, а Биллиленд – не таким уж и прикольным местом.
Когда тело исчезает в кузове черного фургона, детективы проходятся до въезда на стоянку со стороны Джонсон-стрит, где за последние два часа собралась толпа зевак. Дэйва Брауна подзывает в сторонку девушка и спрашивает имя жертвы.
– Мы еще не знаем. Ее не опознали.
– Ей около сорока?
– Моложе. Думаю, намного.
Пока детектив с трудом сохраняет терпение, девушка медленно объясняет, что прошлой ночью ее тетя поздно ушла из дома на Южной Лайт-стрит и не вернулась.
– Мы еще не знаем, кто это, – повторяет Браун, протягивая визитку. – Если хотите, позвоните попозже, я смогу сказать больше.
Она берет визитку и открывает рот для нового вопроса, но Браун уже сидит за рулем «кавалера». Будь это обычная перестрелка, один детектив поехал бы на опознание и опрос родственников. Но это дело больше других зависит от вскрытия.
Браун заводит мотор и мчится по Южной Чарльз-стрит – 80 километров в час без видимых на то причин. Уорден бросает на него взгляд.
– Что? – спрашивает Браун.
Уорден качает головой.
– Да что? Я полицейский. Мне можно.
– Только не со мной в машине.
Браун закатывает глаза.
– Сверни к «Райт Эйд» на Балтимор-стрит, – говорит Уорден. – Сигары возьму.
Словно что-то доказывая, Браун снова давит на педаль и проезжает все красные светофоры в центре. На Калверт и Балтимор он встает во второй ряд перед магазином и выходит раньше, чем успевает среагировать Уорден. Отмахивается от него и через минуту возвращается с сигаретами своей марки и с мягкой пачкой «Бэквудс».
– Я взял тебе даже розовую зажигалку, как ты любишь. Большую.
Мирное подношение. Уорден смотрит на зажигалку, потом на Дэйва Брауна. Они оба – крупные мужчины, оба совершенно неприлично втиснуты в тесный салон двухдверного седана эконом-класса. Оба чувствуют давление, словно в консервной банке с человечиной, но комедийный потенциал от этого почему-то только растет.
– Говорят, нужно быть большим человеком, чтобы ходить с розовой зажигалкой, – говорит Браун. – Большим или близко знакомым с альтернативными образами жизни.
– Ты же знаешь, почему мне нужны большие, – отзывается Уорден, закуривая сигару.
– Потому что не можешь закуривать мелкими из-за толстых пальцев.
– Вот именно, – отвечает Уорден.
«Кавалер» скачет по выбоинам и лежачим полицейским в полуденном трафике Ломбард-стрит. Уорден выпускает дым в окно и смотрит, как из офисных зданий выходят на ранний обед секретарши и бизнесмены.
– Спасибо за сигары, – говорит он через пару кварталов.
– Не за что.
– И за зажигалку.
– Не за что.
– Но помогать тебе я все равно не буду.
– Знаю, Дональд.
– И водишь ты все равно хреново.
– Да, Дональд.
– И все равно ты говна кусок.
– Спасибо, Дональд.
– Доктор Гудин, – говорит Уорден, указывая на металлическую каталку перед дверью прозекторской, – эта ваша?
– Эта? – спрашивает Джулия Гудин. – А что, она с вашего дела?
– Ну, вообще-то старший следователь – детектив Браун. Я только для моральной поддержки.
Врач улыбается. Это низенькая женщина, даже субтильная, с коротко подстриженными светлыми волосами и очками в тонкой оправе. И, несмотря на солидность белого халата, молодая и как минимум слегка напоминает Сэнди Дункан. Проще говоря, Джули Гудин ни разу не похожа на патологоанатома, и, учитывая превалирующий стереотип, это, пожалуй, даже комплимент.
– А еще я здесь потому, – добавляет Уорден, – что Браун обещал угостить меня завтраком через дорогу.