Отдел убийств: год на смертельных улицах

Но бюро судмедэкспертизы в общем и Джулия Гудин в частности не поверили. Джон Шмялек, как старший патологоанатом, отметил, что травмы головы тяжелые – намного тяжелее, чем можно получить в результате падения с кресла. Однако Уорден поверил юному свидетелю, по описанию которого девочка завалилась с подлокотника вверх ногами прямо на металлический руль велосипеда. И когда детективы убедили Тима Дури из прокуратуры штата не предъявлять обвинение, Шмялек потребовал о встрече. Бюро судмедэкспертизы не изменит своих выводов, заявил он прокурору, и его беспокоит, что теперь сторонний наблюдатель может подумать, будто детективы нарочно заминают дело, чтобы не предъявлять десятилетнему подсудимому обвинение, которое невозможно доказать в суде.

Сложилась патовая ситуация, а проблема Гудин в ней была проста: судебный патологоанатом не может ошибаться. Никогда. Даже в предварительном выводе. Потому что по незыблемому правилу любая публично признанная ошибка эксперта в любой криминологической области – анатомии, трасологии, баллистике, ДНК, – становится добычей всех адвокатов города. Дайте хорошему защитнику палец, то есть спорное мнение эксперта, – и он откусит всю руку, выиграв с обоснованным сомнением. А уж смерть двухлетней девочки вероятнее других дел попадет в заголовки.

«Смерть девочки считается убийством, обвинения не выдвинуты», – объявили в «Сан». В статье процитировали Д’Аддарио: «У нас есть базовое понимание ситуации, но мы не можем со всей уверенностью сказать, что именно произошло в доме… Мы вынуждены придерживаться решения медэксперта».

Шмялек в противовес заявил, что объяснения подростков «не сходятся с характером травм… ребенок умер в результате чужих действий». Впрочем, медэксперт уступил в том, что теоретически смерть могла наступить в результате случайных действий, но наверняка сказать нельзя. В отчаянных поисках компромисса он аккуратно пояснил, что медицинский вывод об убийстве не обязан повлечь за собой уголовное обвинение. Ясность внесла представительница полицейского департамента, заявив журналистам: «Девочку не убили. Больше мне добавить нечего».

В общем и целом для Уордена дело Тиффани Вудхаус закончилось неудачно – бесповоротным выводом об убийстве, по которому никогда не предъявят уголовное обвинение. К тому же убойному пришлось договариваться с медэкспертами на глазах у общественности, и, оглядываясь назад, это было вполне в духе года, сложившегося у Уордена.

Теперь, спустя три недели, Здоровяк снова на Пенн-стрит с новым телом. И кто же ждет его в прозекторской, как не Джулия Гудин.

Детективы наблюдают, как их Джейн Доу[63] из Биллиленда отправляется под камеру во внешней комнате, и Уорден просит обратить особое внимание на отпечатки шин на левой руке и верхней части туловища. Через пятнадцать минут они следуют за жертвой в секционную, где внешний осмотр начинается на первом же освободившемся месте – так получилось, что это между жертвой пожара из Принс-Джорджа и жертвой ДТП с Фредерик.

Доктор Гудин предельно осторожна. После неразберихи с Тиффани Вудхаус она работает еще внимательнее. Медленно обходит труп, находя следы шин, синяки и подтеки, все видимые травмы. Отмечает их на верхней странице планшета, где изображены контуры женского тела. Аккуратно ищет трасологические улики на руках, потом берет анализ под ногтями, хоть и не видит признаков борьбы. Особое внимание уделяет щиколоткам и бедрам в поисках характерного следа от бампера, который укажет, что ее сбили в стоячем положении и потом переехали. Тоже ничего.

Уорден указывает на синяки от пальцев у плеч.

– Похоже, что ее сперва схватили? – спрашивает он. Гудин качает головой.

– На самом деле эти подтеки могли остаться уже после того, как ее переехала машина, – говорит она.

Уорден упоминает о сережках и клочках волос, найденных по сторонам от головы. Возможно ли, что их в ярости выдрал нападавший?

– Скорее всего, их вырвали колеса.

А рваные шорты? Рваные трусики? Нет, говорит Гудин, показывая, что они разорваны с одной и той же стороны – в самом слабом месте при наезде.

– Это тоже могли быть колеса.

Уорден вздыхает, отступает и смотрит на Брауна. Теперь оба видят, к чему все идет; с тем же успехом можно не мешать врачу работать и удалиться в ресторан «Пенн».

– Ну, – говорит Уорден, – мы тогда сгоняем через улицу и вернемся через полчаса.

– Лучше через час.

Уорден кивает.

«Пенн» в основном обеденное заведение – это семейный греческий ресторан, большая часть клиентуры которого – из больничного комплекса через дорогу. Декор помещения выполнен в бело-голубых тонах, много ламината и обязательных настенных росписей с Акрополем и Эгейским побережьем. Гиросы исключительные, завтраки – приемлемые, а пиво – холодное. Браун заказывает стейк с яичницей, Уорден – пиво.

– Вам какую прожарку? – спрашивает официантка.

– Он любит слабую, – улыбается Уорден.

Браун смеряет его взглядом.

– Давай-давай, Дэвид, закажи с кровью, тебя же ничем не проймешь.

– Средняя, – говорит Браун.

Уорден улыбается, официантка уходит на кухню. Браун смотрит на старшего детектива.

– Что думаешь?