Отдел убийств: год на смертельных улицах

Еще до вечера Браун подтверждает, что жертва действительно ненадолго заглядывала в Южные камеры предварительного заключения, после чего отбыла в неизвестном направлении. А к вечеру вызывают ее семью – рассказать все, что знают. Оправдывая сокровенные надежды Брауна, добросовестный деревенский народ Южного Балтимора говорит и друг с другом, и с полицией, вываливая всевозможные релевантные факты и слухи.

Разматывая историю от конца к началу, Браун узнает, что вскоре после того, как по новостям дали описание жертвы, племяннице покойной позвонили друзья из «Хелен Голливуд Бара» на Бродвее, в Феллс-Пойнте. Барменша и администратор знали Кэрол и оба вспомнили, что она заходила под час ночи с неким Риком – парнем с длинными светло-каштановыми волосами и черной спортивной машиной.

Немного погодя семья звонит с новыми сведениями: до бара, вскоре после полуночи, Кэрол посетила подругу в Пигтауне, чтобы купить марихуаны. Браун и Уорден спускаются в гараж штаба и сначала едут на Южную Стрикер-стрит, где подруга подтверждает встречу, но говорит, что не разглядела водителя Кэрол, потому что он не выходил из машины. Вроде бы молодой и смазливый, с длинными светлыми волосами. Машина, по ее словам, синяя или зеленая. Может, синевато-зеленая. Точно не черная.

Тем же вечером в «Хелен» на Бродвее двое детективов узнают у посетителей и ночных работников еще пару деталей. Парень был со светлыми волосами, длинными и слипшимися, но слегка кудрявыми. И еще с усами. Такими как бы тонкими.

– Высокий? – спрашивает Браун барменшу. – Моего роста?

– Нет, – отвечает она. – Ниже.

– Где-то его роста? – он указывает на одного из посетителей.

– Может, еще чуть-чуть ниже.

– А машина?

Машина. Ничто не бесит Брауна и Уордена так, как разные описания машины, переехавшей Кэрол Энн Райт. Женщина на Стрикер-стрит говорит – синяя или зеленая малолитражка. Администратор бара говорит – черная и спортивная, с крышей «ти-топ» и круглым символом на капоте, как у 280Z. Нет-нет, говорит барменша: у нее дверцы открывались наверх, как крылья.

– Крылья чайки? – недоверчиво спрашивает Браун. – Как у «лотоса»?

– Я не знаю, как это называется.

– Вы уверены?

– Вроде бы да.

Ее показания трудно игнорировать, потому что она во время закрытия выходила на улицу и слушала, как подозреваемый рассказывает, что он механик, эксперт по трансмиссиям, и сам ремонтирует свою машину.

– Он ей ну очень гордился, – говорит она Брауну.

Но все-таки ей непросто поверить, что какой-то смазливый укурок по имени Рик рассекает по Южному Балтимору на заказном «лотосе» за 60 тысяч долларов и подвозит девушек-билли до Южного округа. Ну конечно, думает Браун, а Дональд Уорден – мой личный секс-раб.

Детективам особенно неприятен тот факт, что раз свидетели не могут договориться о машине – однозначном предмете с маркой и номером модели, написанными хромом на корпусе, – то об описании человека и говорить нечего. Все сказали о светлых волосах до плеч, но одни говорят – длинные и слипшиеся, а другие говорят – кудрявые. Только половина свидетелей упомянула усы, а уж насчет роста и веса они чего только не наслушались. Цвет глаз? Какой там. Особые приметы? Да запросто, на «лотосе» ездит.

Как правило, без неточных описаний дело не обходится. Любой хороший детектив или прокурор знает, что опознание незнакомцев – самая слабая улика; в нашем многолюдном мире в памяти попросту не хватает места для новых лиц. По этой причине многие детективы-ветераны даже не утруждаются указывать предварительные описания в рапорте: описание «метр восемьдесят, сто килограммов» только повредит в суде, когда подозреваемый окажется метр семьдесят и семьдесят килограммов. Ученые также выявили, оправдав стереотип, что межрасовые опознания (черными – белых и белыми – черных), как правило, самые ненадежные, потому что обеим расам трудно отличать представителей другой на первый взгляд. Как минимум в Балтиморе репутация свидетелей с самыми бесполезными описаниями закрепилась за корейцами, владеющими каждым вторым угловым магазинчиком в центре. «Все на одно лицо», – вот их девиз для детективов из отдела ограблений.

Но тут все должно быть иначе. Во-первых, белые опознают белого. Во-вторых, он провел в баре больше часа – вился вокруг Кэрол, болтал с посетителями и работниками. Вместе они помнят, что он назвался механиком – даже экспертом по трансмиссиям, – что он пил «Бадвайзер», что он упоминал выставленный на продажу бар в Парквилле и что его дяде принадлежит бар в Хайлендтауне с немецким названием, которое никто не смог воспроизвести. Даже вспомнили, что он разозлился, когда Кэрол встала потанцевать с другой девушкой под музыку из автомата. Столько всего запало в память обитателей «Хелен» – и все же Брауну досталось не более чем частичное описание.

Раздосадованный Браун второй раз слушает версию барменши, потом совещается с Уорденом в конце бара, у бильярдного стола.

– И это наши лучшие свидетели? – говорит он. – Мы остались ни с чем.

Уорден, прислонившись к таксофону на стене, глядит на него в стиле «В каком смысле "мы", Кемосабе[64]?»