Отдел убийств: год на смертельных улицах

Со всем этим в уме Гарви и Макаллистер снова мчат на машине без опознавательных знаков к месту преступления – со страхом и ненавистью в сердцах. Их ждет двухэтажная развалюха на Северной Бонд-стрит, а кто их, естественно, не ждет, так это свидетели – только сожженная мебель и один поджаренный до корочки труп в средней комнате. Какой-то алкоголик, старик под шестьдесят.

Бедолага валяется, как кусочек курицы, который забыли перевернуть, а пожарный следователь показывает Гарви темное пятно на другом конце комнаты и называет это хрестоматийным примером следа бензина. И в самом деле, если счистить сажу, пятно выглядит темнее пола вокруг. Теперь у Гарви есть мертвец, след бензина и какая-то пьяная баба, которая сиганула из окна во двор после начала пожара и теперь дышит кислородом из баллона в больнице Юнион Мемориал. У пожарного следователя детективы узнают, что это, предположительно, сожительница покойника.

Убедившись, что Северная Бонд-стрит – действительно их худший кошмар наяву, Гарви с Макаллистером едут в больницу, понимая, что его удачный год все-таки подошел к концу. Они входят в реанимацию Юнион Мемориал и здороваются с двумя детективами из отдела поджогов, которые торчат у сестринского поста, словно садовые гномы, и заявляют, что история пострадавшей – полная чушь. Мол, она начала пожар случайно, промахнувшись мимо пепельницы, или что-то такое.

Это она успела рассказать мужикам из отдела поджогов еще в реанимации, но теперь допрашивать ее нельзя, потому что она надышалась дымом и ей трудно говорить. Может, у Гарви теперь и есть поджигательница, но доказать это не получится. С учетом этой закавыки обоим детективам все больше по душе мысль попросить помощника медэксперта потянуть с заключением по делу – лет где-нибудь десять. И на вскрытии следующим утром Гарви удается этого добиться, после чего они с Макаллистером возвращаются в офис с искренней надеждой, что если щелкнут каблучками три раза, то дело возьмет и исчезнет.

В свете недавних событий подобные мысли говорят только о нехватке веры у Рича Гарви, о пренебрежительном отношении к судьбе. Потому что две недели спустя подозреваемая скончалась в Юнион Мемориал от отравления дымом и сопутствующих травм; через два дня Гарви наносит новый визит на Пенн-стрит и разрешает врачам признать дело убийством. После чего может тут же это дело и закрыть ввиду весьма своевременной смерти единственной подозреваемой. В конце концов, хорошему детективу гордость не мешает согласиться на бумажную раскрываемость.

Вместе с поджогом у него получается десять из десяти со времен февраля и убийства Лины Лукас. Наркоубийства, бытовые ссоры, уличные ограбления, не подлежащие расследованию смерти в результате поджога – несите все Ричу Гарви, самому везучему сукину сыну из пятнадцати сотрудников в смене Д’Аддарио. Оказывается, Идеальный Год, как и любую стихию, так просто не остановишь.

Суббота, 1 октября

Так и топает вверх-вниз по ступенькам детектив убойного, послушно обходя дома на Северной Дарем-стрит в поисках капельки сотрудничества, капельки гражданской сознательности.

– Не видела, – говорит девушка в доме 1615.

– Слышал грохот, – говорит мужчина в доме 1617.

В 1619-м не отвечают.

– Господи, – говорит женщина в 1621, – ничего об этом не знаю.

Том Пеллегрини задает каждому пару дополнительных вопросов, изо всех сил пытается заинтересовать в деле самого себя, найти хоть что-нибудь представляющее интерес для детектива в том кровавом пятне посреди квартала 1600.

– Вы были дома, когда это произошло? – спрашивает он девушку в дверях дома 1616.

– Не уверена.

Не уверена. Как тут можно быть неуверенной? В Теодора Джонсона выстрелили в упор из дробовика, разнесли его на куски прямо посреди узкой жилой улицы. Грохот должен был докатиться до самой Норт-авеню.

– То есть вы не знаете, были дома или нет?

– Может, и была.

Вот тебе и опрос местных жителей. Конечно, Пеллегрини никого не винит в нежелании добровольно разглашать сведения. Говорят, мертвец разозлил местного дилера из-за наркодолга, а дилер доказал всем в пределах слышимости, что с ним шутки не шутят. Этим людям, стоящим за дверями, и дальше жить на Дарем-стрит; Пеллегрини здесь – не более чем турист.

Без всяких надежд на свидетеля у Пеллегрини есть только тело, отправленное на Пенн-стрит, и пятно крови на грязном асфальте. Есть стреляные гильзы дробовика, выброшенные в подворотне за углом. Есть настолько темная улица, что пришлось вызывать аварийщиков, чтобы осветить место преступления для съемок. Где-то час спустя у Пеллегрини еще будет сестра жертвы в кабинете Джея Лэндсмана со слухами о людях, которые могли иметь отношение к стрельбе, – а могли и не иметь. А еще будет головная боль.