Отдел убийств: год на смертельных улицах

Дэйв Браун выдвигает верхний правый ящик и выхватывает 38-й калибр, наполовину доставая из кобуры. Уорден не смеется.

– Дай четвертак, – говорит он.

– На хрена?

– Дай четвертак.

– Если дам четвертак, ты заткнешься на хер и отстанешь?

– Возможно, – говорит Уорден. Дэйв Браун встает и выуживает монету из кармана брюк. Бросает Уордену, снова садится, спрятав лицо за журналом. Уорден выжидает добрых десять секунд.

– Де-тек-тив Браун…

9

Четверг, 13 октября

По сути своей преступление то же самое.

В этот раз ее застрелили, а не зарезали и задушили. В этот раз маленькая фигурка чуть тяжелее и волосы распущены, а не заплетены в косички под красочным беретом. В этот раз вагинальные мазки подтверждают факт изнасилования благодаря наличию семенной жидкости. В этот раз она пропала не по дороге в библиотеку, а с автобусной остановки. И в этот раз мертвая девочка на год старше – двенадцать, а не одиннадцать. Но во всех важных аспектах – то же самое.

Через девять месяцев после того, как за рядом домов в Резервуар-Хилле обнаружили Латонию Ким Уоллес, Гарри Эджертон снова стал свидетелем проявления чистейшего зла в балтиморской подворотне. Тело, полностью одетое, съежилось у фундамента старого кирпичного гаража за пустующим домом в квартале 1800 по Западной Балтимор-стрит. Единственное пулевое ранение в затылок, 32-й или 38-й калибр; судя по всему, выстрел произведен в упор.

Ее звали Андреа Перри.

И ее мать уже обо всем знает, когда смотрит вечерние новости и замечает, как сотрудники медэкспертизы выходят с носилками из переулка в квартале от ее дома на Файет-стрит. Андреа пропала только вчера вечером, и сначала по телевизору говорят, что неопознанная жертва старше – возможно, молодая девушка. Но мать знает.

Опознание на Пенн-стрит проходит особенно мучительно, тяжело даже медикам, которые могут проводить их по пять раз на дню. Позже в тот день, в отделе по расследованию убийств, Роджер Нолан едва успевает приступить к опросу матери, как та начинает безудержно рыдать.

– Идите домой, – говорит он. – Поговорим завтра.

В этот самый момент Эджертон стоит в прозекторской и наблюдает за очередным вскрытием еше одной убитой девочки. Только в этот раз уже он – старший детектив по делу. Более того – единственный. И на этот раз, говорит он себе, все закончится по-другому.

Но поскольку теперь дело Андреа Перри – в исключительной собственности главного одиночки убойного, то это противоречие в терминах: смотрите – перед нами «красный шар» для одного человека.

У убийства Андреа Перри есть все признаки важного дела – мертвый ребенок, жестокое изнасилование и убийство, ведущий сюжет в шестичасовых новостях, – и все же на этот раз не создается спецгрупп, не толпятся на месте преступления детективы, не проводится на второй день поиск силами кадетов академии. В этот раз начальства вообще не видать.

Такое могло бы случиться, даже если бы вызов принял не Эджертон. Потому что в этом году люди Д’Аддарио уже выложились в коллективном сражении, сплотили всю смену для наиважнейшего дела. Ради одной девочки созвали подмогу из районов. Ради праведного дела разрабатывали подозреваемых неделями, а потом и месяцами, жертвуя остальными расследованиями ради одной маленькой жизни. И ничего не помогло. Дело Латонии Уоллес провалилось, напоминая каждому в смене, что все время, деньги и усилия ничего не значат, когда нет улик. В конце концов, дело осталось таким же глухарем, как и любые другие, – особая трагедия, да, – но все же открытое дело теперь находится в руках одного детектива.

Успех – сам по себе катализатор; провал – тоже. Без ареста по убийству одного ребенка та же смена детективов мало чем могла помочь с убийством другого. Ради Андреа Перри не будет ни общей мобилизации, ни объявления войны. Сейчас октябрь – арсенал уже пуст.

А тот факт, что дело досталось Эджертону, только все упрощает. Из всех людей Д’Аддарио он единственный, кому и в голову не придет запросить подмогу. С ним, конечно же, Нолан – Нолан с ним всегда. Но, не считая сержанта, остальные из группы держатся своих дел. Даже если Эджертону понадобится помощь, он не умеет просить. Начиная с места преступления и далее, он сам по себе – и хорошо.

С первых же мгновений он говорит себе, что не повторит тех же ошибок, которые, как ему кажется, скрыты в деле Латонии Уоллес, а если и повторит, то это будут только его ошибки. Он видел, как Том Пеллегрини убил большую часть года на то, что посыпал голову пеплом из-за следственных ошибок, как настоящих, так и воображаемых. Во многом это связано с сомнениями, которые сопровождают любое нераскрытое дело, но Эджертон знает, что отчасти это связано со статусом «красного шара», лишившего Пеллегрини контроля над делом. Лэндсман, Эджертон, Эдди Браун, приписанные сотрудники – Тому пришлось считаться буквально со всеми, и особенно – с ветеранами, у которых было намного больше опыта, чем у Пеллегрини, и, как следствие, они могли оказывать большее влияние на дело. Что ж, думает Эджертон, то было с Томом. У меня такой проблемы не будет.