Но всякий раз, когда Саутехи атаковали мост, они продвигались всё медленнее. Большую часть воинств Доахта по-прежнему составляли обычные воины, и многие из них уже по третьему или четвёртому разу бились на передовой, лишённые конечностей и истекающие жидкостью из плохо залеченных ран. Рядом с ними, однако, наблюдалось много свежих солдат, к которым поспевали более мощные подкрепления. Примерно на шестидесятом штурме Обирон стал изредка встречать фалангу Бессмертных среди общей массы, а к настоящему моменту почти треть противостоящей армии образовывали тяжёлые ударные бойцы. Пусть они были такими же заторможенными и безмозглыми, как и их собратья, но чтобы вывести их из строя, требовалось немного больше времени, а в конфликте на истощение даже столь мизерная разница угрожала склонить чашу весов в пользу неприятеля.
Когда Обирон достиг середины пролёта моста, в углу его зрения замигало скопление глифов, умоляющих его обратить на них внимание, чего он делать не собирался. Без сомнения, ему поступила очередная кучка отчётов от криптеков в ретрансляционном зале, сообщающих ему ещё больше дурных вестей, с которыми он всё равно ничего поделать не мог. С тех пор как атака захлебнулась, хорошего происходило мало. Из шахт на южном полюсе Доахта поднимались летательные аппараты Отделённых, и хотя пока что они плохо управлялись, их было так много, что вскоре они смогут бросить вызов экспедиционным силам за господство в воздухе. В последнем донесении, которое Обирон потрудился изучить, говорилось о пробуждении на окраинах системы вражеских капитальных кораблей, извергнутых из карманных измерений, где они пережидали эоны.
Едва он очистил с экрана уведомления, Обирона обуял гнев, и он использовал его, чтобы врезаться в четвёрку неприятельских Бессмертных. Превосходство в воздухе? Маневрирование флота? Он был солдатом, и его это не касалось. Это были заботы Зандреха — Старейшие его побери! — но старый болван всё ещё прятался в своём нелепом саду, погрязший в трусости. Ругаться на хозяина причиняло едва ли не физическую боль, но Обирон не мог иначе. Зандрех подвёл его, но что ещё важнее, он подвёл Повелителя Бурь.
Уже не в первый раз за день варгарда охватило искушение со всем покончить. А ведь это было так просто: только и требовалось что перенестись на
Но этого и ждал Сетех, что само по себе отвращало Обирона и удерживало от решительных действий. За тысячелетия, что он варился в котле феодальной политики Гидрима, варгард научился тонко различать зловоние манипуляций, и борьба ещё не настолько истощила его разум, чтобы он не смог уловить характерный смрад. Сетех намеренно давал ему утонуть в необъятных проблемах командования и позволял всему идти своим чередом, пока Обирон не увидел бы в предательстве единственный выход. Бледный немесор не мог открыто покушаться на Зандреха, так как в результате междоусобной ссоры кампанию на поверхности постигла бы неудача, поэтому он ждал, что Обирон сделает всё за него.
Но тогда как Зандреха подкосил ментальный недуг, и Обирон не прекращал верить, что хозяин способен выздороветь, Сетех же, напротив, никогда не перестанет быть отъявленным мерзавцем. И пока у престарелого генерала оставалась надежда — а она должна была быть, — его охранник не мог прекратить сражаться во имя него. Расставив ноги на дымящемся мосту, пока приближалась следующая волна Отделённых, Обирон на мгновение закрыл глаза и вспомнил, когда в последний раз видел хозяина.
«Кто ты?» Это были последние слова Зандреха, обращённые к нему, когда тот поднял взгляд из глубин своего безумия. Тогда варгард был слишком ошарашен, чтобы подобрать ответ, но теперь он знал, что бы сказал. Обирон снова включил окуляры и занёс над собой клинок.
— Лич-стража! — взревел он, разжигая из углей своей убеждённости новый костёр. — Впе…
Клич прервал мощный всполох красного огня. Обирона отбросило назад, и лишь по чистой случайности он не рухнул в пропасть. Вместо этого он приземлился на спину и заскользил по поверхности моста, выбивая под собой искры. Он едва успел перекатиться и встать на колени, как раздался ещё один взрыв, всего в нескольких шагах от него. На этот раз ему удалось удержаться на ногах, но затем прогремел очередной залп. Рявкнув приказ отступать, он пополз к краю расщелины Саутехов. Под таким обстрелом они никак не могли удержать мост: один только первый взрыв уничтожил переднюю шеренгу лич-стражей и опалил тридцать два процента его усиленного некродермиса. К тому времени, как он добрался до линии, с ним оставалось всего восемь личей.