— Именно так, — кивнул он. — Ту же госпожу Винтерхорст весьма активно осуждали за связь с мужчиной, который ей в сыновья годится. Но она совершенно точно остаётся в имении своего товарища по гильдии, раз уж вложила деньги в строительство этого имения, а вот с вами никакой определённости нет. То ли уедете, то ли останетесь, то ли согласитесь на брак с местным магом, то ли откажете ему… Вы прямо-таки с завидной регулярностью подкидываете уголь в свой горн, не давая остыть интересу к вам. К тому же для Волчьей Пущи вы намного полезнее всех остальных магов.
— Кроме целителей, — уточнила я.
— Целителей? — удивлённо переспросил он, и я подумала, что гном, как и большинство людей, не рассматривает целителей в качестве магов — и совершенно напрасно. Все мажеские пороки, как и наши же достоинства, у целителей имеются в обычных для нашей братии количествах и пропорциях. — Д-да… наверное. Я, в общем, имел в виду боевых магов. Всё же убить врага может любой крестьянин, достаточно ловко управляющийся с топором или косой. Но вот ваших умений, — он указал на плывущий над нами шар «ведьминого огня», — нет больше ни у кого. Или по крайней мере никто не владеет ими в той же степени. Неудивительно, что наши с сиром Генрихом намерения в отношении вас так расходятся. То есть, мы оба весьма заинтересованы в том, чтобы вы никуда не уезжали. Но наследник баронства, желая удержать вас понадёжнее, готов навязать вам брак с кем угодно. Мне же от перемены вашего статуса никакой выгоды, одни лишние проблемы.
— И ни вы, ни наследник баронства совершенно не думаете о том, что у меня имеются собственные интересы и планы, — холодновато заметила я. — Радует только то, что и вы, и сир Генрих совершенно правильно поняли, для чего я затеяла этот дурацкий поединок. Отнюдь не для того, чтобы посчитаться с сестрой по гильдии, обозвавшей меня дурой. Сиськи Хартемгарбес! Да меня напарники ещё и не так называли, как и я их. Я просто хочу, чтобы до всех доброхотов дошло наконец: это моя жизнь, и решать, где жить, с кем и как, буду я. Только я.
Он, чуть помедлив, склонил голову, признавая… не правоту мою, конечно, а скорее право решать. Право сильного, чтоб его. Ну вот почему, почему никто не желает понимать по-хорошему? Почему нужно заставить такую же боевичку разодрать себе ногтями руки в кровь, чтобы до всех остальных дошло: я не просто милая вежливая девушка, безупречно выписывающая морозные и световые рунные цепочки. Я, мантикора меня закусай, боевой маг. Да не простоватая, прямодушная стихийница, а наполовину малефик, и ссориться со мною очень, очень вредно для здоровья.
Зато после поединка даже Отто ко мне так и не подошёл — мялся в сторонке, поглядывая на меня с таким видом, будто я его крупно обманула. Бран тоже глазками хлопал недоверчиво, словно никак не мог сложить в одну личность ту смешливую девицу, с которой в одной компании засиживался за полночь в баронской библиотеке, и вот эту стерву, готовую вызвать на поединок любого, кто ей слово лишнее скажет. Один Феликс усмехался этак понимающе, но мужику-то уже за пятьдесят и он много всякого в жизни повидал. Наверняка и ему в своё время пришлось продемонстрировать кое-что из целительских умений, чтобы барон и его братья поняли: Каттен не лекарь — он маг. А Людо, если и впечатлился, то виду не подал, а подошёл к нам обеим с коробкой тянучек. Ну и Беркут смотрел с нескрываемым одобрением. К которому примешивалось такое же откровенное сожаление, и я догадывалась, о чём он жалел: о том, что при всех моих талантах, упорстве и умении соображать, сил магических у меня, увы, слишком мало для того, чтобы заинтересовать члена Старой семьи.
Мы дошли до высокой, в добрую сажень высотой, лестницы, мокро блестевшей в свете моего «ведьминого огня» — навес над крыльцом раскинулся основательный, но ветер нёс капли дождя наискосок, забрасывая их под крышу.
— Доброй ночи, сира Вероника, — сказал Дромар.
— И вам, — я сделала книксен. — Благодарю, что проводили.
— Не стоит благодарности, молодая госпожа.