Отдых на свежем воздухе

– А я и не знаю, – признался он. – Никогда не думал об этом. Но ты сказала – «сначала». Значит… от нас попросят не одного, верно?

Она кивнула:

– Архонтисы Матери решили, что если мы понравимся друг другу, и у нас получится, то нам предложат потом попробовать еще. Сам понимаешь, таких как мы очень мало. Честно говоря, когда ко мне впервые с этим предложением обратились, то показали портреты кандидатов. Ты мне понравился больше других, и я попросила, чтобы сначала поговорили с тобой.

– Портреты… – Джудо припомнил, что полгода назад в Вальядино приезжал художник, чтобы наделать для столичной канцелярии Корпуса гравюрные портреты со всех вальядинских паладинов – ведь магопортреты с паладинов не получаются. – А много их тебе показали?

– Семь, – улыбнулась Маринья. – И все красавцы. Но ты мне почему-то больше других глянулся. Как видишь, не ошиблась.

Джудо неожиданно для себя слегка покраснел и уставился в стол.

– Хм… Насчет мальчика или девочки… Мне кажется, стоит попробовать положиться на судьбу, – сказал он. – А выбрать уже во второй раз, исходя из того, кто получится в первый.

Маринья куснула пряничек:

– Тоже правильно. Все равно ведь мальчику придется стать паладином, а девочке – инквизиторкой. Фамилии им жребием определим, как думаешь?

– Почему бы и нет…

Он посмотрел в окно. Уже совсем стемнело, снег сыпал по-прежнему. И чувствовалось, что холодает. Джудо знал, что в Сальме сильных морозов никогда не бывает, да и снег не задерживается, и завтра днем все растает. Но после теплой плайясольской зимы ему здесь было холодно, даже несмотря на пылающий камин.

– Пойду-ка я в мыльню, попробую растопить печку и согреть воду, – сказал он.

Мыльню он разогрел, и они целый час нежились в большой бадье с горячей водой, а потом, укутавшись в халаты и поужинав, разошлись по своим комнатам. А ночью Маринья тихонько прошла к нему и забралась под одеяло:

– Мне кажется, так надо.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе:

– Наверное…

И они заснули.

Спать, вкусно есть, любиться три-четыре раза в день, гулять по саду и окрестному лесу, сидеть у камина с книжкой и больше не делать ничего оказалось очень приятно. До сих пор у Джудо не бывало такого отпуска. Обычно он ездил к родичам в Ингарию на неделю, а оставшиеся две проводил в какой-нибудь из Обителей Матери, занимаясь исцелением женщин. Конечно, каждый раз, когда ему удавалось справиться с каким-нибудь особенно сложным случаем, он искренне радовался этому, но все-таки любовные утехи это напоминало мало, разве что в техническом смысле. Все-таки это было совсем не то, что просто трахаться и ни о чем не думать, для удовольствия своего и подруги. Такое ему доставалось нечасто. Так что сейчас паладин откровенно радовался жизни, и, как он видел, Маринья – тоже.

Так прошла неделя.

В один из вечеров Маринья полулежала на диване, опершись о спинку, и читала. Джудо занимался тем же, сидя у камина – разбирал книжку со стихами, иногда спрашивая у Мариньи значение непонятных слов и забавляя ее своим произношением.

– Хм… джиюстеса? Правосудие, да? – спросил он.

Маринья поправила:

– Да, только жиюстеза. Когда два гласных подряд после «джот», или открытый слог, а за ним тоже открытый – то читается как «ж»… и «сэт» между гласными звучит как «з». И ударный гласный должен быть растянутый, а не просто громче других, – она отложила свою книгу. – У тебя, кстати, хорошо получается. Не только произношение.

Он поднял голову и глянул на нее пристально. Маринья кивнула:

– Да-да. Я чувствую, что меняюсь. Кажется, семя жизни начало пробуждаться…

Джудо тоже отложил книжку, прилег рядом с ней на диван и, обняв за плечи, привлек к себе, принялся неторопливо целовать ее, поглаживая пышную грудь через тонкую ткань сорочки. Маринья отвечала на поцелуи, придвинулась к нему ближе и закинула ногу ему на бедро. Джудо тут же запустил руку ей под юбку и нащупал завязку панталон, но не успел развязать, как вдруг почувствовал движение Завесы.

Они оба замерли, прислушиваясь. Маринья села, затянула ворот блузки:

– Ты понял, где? И кто?

Он покачал головой:

– Пока нет. Но где-то рядом… может, даже в саду. Вот что… пойду-ка я возьму меч.

Паладин побежал наверх и быстро надел на себя перевязь с мечом. Внизу Маринья уже набросила теплую кофту и плащ, протянула ему овчинный кожушок:

– Я чую двух высших фейри.

В саду чувство прорванной Завесы усилилось. А потом они увидели и фейри. Из глубины яблоневого сада медленно, опустив чуть ли не до земли голову, выступал черный единорог, а на его спине, вцепившись в серебряную гриву, лежал сидский мальчик, одетый только в тунику из зеленоватой ткани, и был он явно без сознания. Струйки серебристой крови стекали с его спины и затылка, быстро становясь алыми, и капали на покрытую снегом дорожку.

Не дойдя трех шагов до Джудо и Мариньи, единорог пошатнулся, его ноги подогнулись и он упал на колени, Джудо едва успел подхватить маленького сида. Единорог же с коротким стоном завалился набок, его длинная серебряная грива распласталась по снегу, и стала видна торчащая из-под левой лопатки альвская стрела.