Отечественная война 1812 года глазами современников

В тот же день пришедши в церковь, французский маршал Мортье, занимавший тогда дом графини Разумовской, говорил мне, чтоб находящиеся подле церкви Спаса-на-Глинищах домы, а особенно деревянные, и заборы сломать; отчего сохранится и ваш храм. Сие по приказанию его и исполнено; по прошествии ж нескольких часов пламень, обняв все окружные строения, рекою лился по улицам, так что камни на мостовых сделались горячими — это для нас было знаком, что вся Москва горит.

В то самое время, как по приказанию маршала ломали под моим распоряжением находившееся близ церкви строение, напали на меня с остервенением живший в России мне знакомый немец и два офицера, воображая, что я делаю сие по своей воле, начали бить меня нещадно палками по голове и по спине. Но Бог послал мне в иноплеменном враге избавителя и мстителя. Маршал Мортье, нечаянно ехавши мимо сего места, видел, как меня жестоко били, сжалился надо мною, тотчас обидчиков приказал взять под стражу и каждому из них отрубить по одной руке, а на другой день расстрелять, о чем сам меня известил. Благодарив его за спасение меня, я было ходатайствовал и за них; но он на своем поставил, и злые зле погибли. Видевши же меня огорченным и изувеченным, он меня утешал с радушием, сказав: «Я всегда буду твоим защитником».

Сии его слова меня крайне успокоили и ободрили даже до того, что я, забыв свое увечье, боль и страх, осмелился его спросить: могу ли я сам по себе идти за Ильинские вороты в дом купца Соколова, чтоб узнать, уцелела ли сохраненная в подвалах того дома церковная утварь, ризница и моя собственность; Мортье не только сие позволил, но даже послал со мною двух вооруженных провожатых, с которыми пришел в тот дом; к прискорбию моему, нашел все разбитым, разграбленным и сожженным, оставалось только в церкви Божией самое скудное и маловажное. По возвращении моем к маршалу известил его, что я ничего там не нашел; о чем и он сожалел вместе со мною.

Наконец, просил его сделать для меня хотя ту милость, чтобы дать пособие к охранению церкви Божией, при которой я служу; он тотчас приказал быть караулу при оной церкви, чтоб никто ни малейшей к оной не имел прикосновенности; и тогда как другие церкви обращены были в конюшни и бойни или жилища, я спокойно в церкви своей, при собрании многочисленного народа, совершал богослужение ежедневно, и не только в своем приходе, но даже и в отдаленных отправлял церковные требы — исповедовал, приобщал раненых и больных, отпевал и погребал умерших, крестил новорожденных; одним словом, в сие злосчастное время исполнял все по моему званию и обязанности.

Благодарю Творца, чудно меня хранившего среди смертей, не только здешними жителями, но даже неприятелями был я щадим и любим. Бог привел меня своими руками похоронить до 80 человек убитых и умерших; за недостатком гробов я завертывал в циновки или, из досок и разбитых сундуков составив род гробов, честно предавал их земле.

Знакомство мое поневоле с маршалом, почтившим седины мои, открыло мне доступ к его сердцу, и Господь помог мне умолить о спасении от смерти трех несчастных московских купцов: Ивана Петрова Зубкова, Матвея Михайлова Рыбникова и Михайла Дмитриева Телепнева, которых он присудил расстрелять за то, что они, перешедши через вал, хотели бежать из Москвы; но пойманы были и признаны за шпионов. Я с трудом и со слезами убедил Мортье, что сии купцы — мои дети духовные, не шпионы, не казаки, а бежали от страха.

Минуло шесть недель пребыванию врагов в древней столице; вдруг сделалось необычайное движение в их войсках, видимо, напали на них страх и робость. От церкви нашей отнят был караул; разнесся слух о предстоящем взрыве Кремля, а 11-го пополуночи в 1-м часу этот слух сбылся. Раздались чрезвычайные жесточайшие удары, потрясшие землю и воздух; выразить этого на письме не можно; скажу одно только, что из находившихся в церкви более двухсот человек были от ударов в беспамятстве и несколько времени полумертвыми; стоя в алтаре у престола Божия, подумал я сперва, что стены падают на меня, и, оглушенный сим, пал ниц; голова у меня закружилась, сердце сильно затрепетало.

Как я опамятовался и сотворил молитву, услышал в церкви вопль и рыдание — сам неутешный, должен я был утешать; в исходе же 2-го часа последовал еще удар; чего опасаясь, хотя прочие и намерены были выйти из храма Божия вон, дабы не подняться всем на воздух, но от сего удержались.

После сего, по воле Божией, при ясном, безоблачном небе во всю ночь шел проливной дождь или, лучше сказать, ливень, так что улицы и каналы не могли вмещать в себя воды, и во время этого дождя последовал третий удар, четвертый же и пятый гораздо слабее, почти похожие на ружейные выстрелы. Сим выход неприятеля и кончился, а с ним и время страдания нашего.