К началу тридцатых годов XIX в. А. С. Пушкин все более внимания уделяет прозе, в том числе и исторической. Многие его современники и последующие критики видели в этом угасание таланта великого поэта. Нам представляется, что это не так. В этом следует видеть, напротив, развитие таланта Пушкина, развитие его ума, его внутреннего мира. В этом смысле вполне закономерна эволюция его политических взглядов: от бунтарства оды «Вольность» до умеренности, почти самодержавности «Путешествия из Москвы в Петербург».
Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел...
Такой эволюции политических взглядов соответствует и эволюция восприятия Пушкиным Наполеона: от юношеской горячности и эмоциональности к глубокому пониманию Наполеона, его места и роли в истории.
Первое упоминание о Наполеоне в творчестве Пушкина мы находим в стихотворении пятнадцатилетнего лицеиста «Воспоминания о Царском Селе». Здесь Наполеон — кровожадный завоеватель (прошло два года со времени пожара Москвы 1812 года):
Блеснул кровавый меч в неукротимой длани
Коварством, дерзостью венчанного царя;
Восстал вселенной бич...
«Вселенной бич» — своеобразный штамп для Наполеона в реакционных роялистских кругах того времени. Он был послан Франции за грех цареубийства, за восстание против «законного порядка». Эти мысли Пушкин мог слышать еще в раннем детстве в доме своего отца, где в гостях бывал сардинский посол Жозеф де Местр, французский эмигрант, один из крупнейших идеологов консерватизма. Таким образом, Пушкин следует здесь распространенной в то время традиции рассматривать власть Наполеона как явление производное, точнее даже тождественное Французской Революции: «Коварством, дерзостью венчанного царя».
В целом, поэт останется верен этой концепции и впоследствии.
Губителем Европы, мысленно кующим уже «новую цепь» для нее предстает Наполеон и в следующем стихотворении, написанным, скорее всего, в период «Ста дней» «Наполеон на Эльбе». В своих думах ссыльный император восклицает:
Страшись, о Галлия! Европа! мщенье, мщенье!
Рыдай — твой бич восстал — и все падет во прах,
Все сгибнет, и тогда, в всеобщем разрушенье,
Царем воссяду на гробах!
В этом стихотворении, как нам кажется, больше эмоций, чем в предыдущем.
Наполеон здесь действует как бы вне исторического контекста. Лишь счастье выступает здесь единственной причиной его побед, а его отсутствие — единственной причиной его поражения:
О счастье! Злобный обольститель,
И ты, как сладкий сон сокрылось от очей,
Средь бурей тайный мой хранитель
И верный пестун с юных дней!