Отечество без отцов

Он направился к дереву, одиноко стоявшему в чистом поле. Это была груша, как оказалось, давно отцветшая и увешанная бесчисленным множеством маленьких плодов. Из соседнего сожженного дома люди вынесли свою мебель и поставили под грушей столы и стулья, шкаф из красного дерева и кровати, накрытые голубой тканью.

Он уселся в кресло-качалку, снял сапоги и ощупал свои воспаленные ноги. Среди наваленной друг на друга мебели он нашел тазик, ковыляя, пошел с ним к колонке и наполнил его холодной водой. Сидя в качалке, он остужал свои ноги. Люди, которым принадлежала мебель, стояли у ограды сада и смотрели на него. Как быстро отдалилась война от этих мест, она обогнала их, и после нее наступила мертвая тишина. В этой тишине он теперь играл на губной гармошке, ничего определенного, просто так. Дети собрались на пригорке у дороги, чтобы послушать. Они смеялись и шушукались, обсуждая разбросанную мебель и играющего на губной гармошке солдата, который остужал в тазике свои голые ноги.

— Если пойдет дождь, то он замочит мебель, — подумал он.

У колодца с журавлем собрались солдаты, они курили сигареты, смывали пыль с лиц и отпускали шутки. Годевинд возвратился после прогулки по полям.

— Когда ты управишься со своими ногами, я тебе кое-что покажу.

Он бросился на голубое покрывало кровати и уставился на ветви грушевого дерева, в то время как Роберт Розен натягивал носки на свои голые ноги и всовывал их в сапоги.

Вдвоем они пошли по деревне. Рядом с одним из сожженных домов они обнаружили три коричневых земляных холмика.

— Сегодня утром в половине десятого эти солдаты были еще живы, — сказал Годевинд. С трудом им удалось разобрать имена на березовых крестах: Гельмут Мейер, Гаральд Нойманн, Гюнтер Гроте.

— Командование пошлет письма им домой, в которых будет много слов о фюрере, Отечестве и героической смерти, — сказал Годевинд. — И так будет происходить до тех пор, пока все наши имена не окажутся на березовых крестах.

В канаве лежали две разорванные на куски лошади.

— Ты когда-нибудь ел конину? — спросил Годевинд.

— Мы любим наших лошадей, мы не можем их есть, — ответил Роберт Розен.

По дороге шел фельдфебель Раймерс с двумя пожилыми сельчанами, каждый нес на плече лопату. Он приказал им закопать останки лошадей, чтобы не было никакого тошнотворного запаха. После лошадей следовало похоронить также шестерых советских солдат, лежавших на пригорке перед деревней. Три могилы героев, две мертвые лошади и шестеро советских солдат — так выглядела их первая встреча с кровавой изнанкой войны.

Июль 1941 года, в солнечной России

Дорогая Ильза!

Вчера мы наблюдали незабываемую картину. На поле боя стояли разбитые русские танки, огромные, разорванные на куски и сожженные. Рядом обугленные трупы и лишь несколько немецких могил. Русские удирают в полной панике. Наша пехота прочесывает лесные массивы в поисках русских солдат, отбившихся от своих частей, время от времени мы слышим выстрелы из пулеметов и винтовок.

Тем, кто сейчас находится в Германии, я могу лишь сказать во всеуслышание: «Не бойтесь, победа будет за нами!». Как прекрасно быть участником всего этого, несмотря на трудности, которые нам приходится испытывать. Население, которое в первые дни вело себя сдержанно, теперь выходит из домов и ликует, приветствуя нас. В некоторых населенных пунктах вывешены немецкие флаги, жители собираются группами и приветствуют нас. Они радуются тому, что их освободили от коммунистического ига.

Дневник Роберта Розена