Отечество без отцов

Внезапно Роберту Розену пришла в голову безумная мысль забрать пленного с собой домой, в Подванген. Они пешком пошли бы вместе на запад, все время на запад, пока перед ними не возникли бы Мазурские озера. Француз у них уже был: тот, что работал на полях в хозяйстве Розенов. Почему бы теперь не иметь еще и одного русского? Конечно, его руки были слишком нежными для сельскохозяйственных работ, ведь у него были пальцы пианиста. У него быстро появились бы мозоли, но лучше иметь мозоли на руках, чем быть расстрелянным.

Роберт Розен нарисовал в воздухе цифру 21, пленный кивнул и также показал 21. Получалось, что они оба родились 21 год назад: один в Самаре, другой в Подвангене. Кто-то послал их, чтобы они стреляли друг в друга, но вместо того, чтобы стрелять, они сидели сейчас на зеленой траве и не знали, что им дальше делать.

Роберт Розен достал губную гармошку из кармана и издал на ней несколько звуков.

Пленный засмеялся. Роберт Розен протянул ему инструмент, но пленный покачал головой; у него были пальцы пианиста, но он никогда не играл на губной гармошке.

— Тогда нам придется идти дальше, — решил Роберт Розен.

Пленный стал карабкаться на пригорок, наверху он остановился передохнуть. Его фигура выделялась на фоне белых летних облаков. Можно было подумать, что война уже закончилась. Роберт Розен подошел к нему, положил руку на плечо и показал на опушку леса.

— В той стороне Самара! — сказал он и легонько подтолкнул пленного. Тот двинулся неуверенными шагами прямо по лютикам, которые касались его колен. Затем движения его ускорились, и вдруг он побежал. Когда он был уже на достаточно далеком расстоянии, Роберт Розен передернул затвор винтовки. После того, как пленный достиг опушки леса, он превратился в мало различимую точку на местности. В нее Роберт Розен мог бы теперь стрелять, если бы на это последовал приказ унтер-офицера. Он нажал на курок, пуля пробила дыру в летних облаках, тянувшихся с запада на восток. Роберт Розен вздрогнул от громкого звука. Пленный исчез.

Роберт Розен улегся в траву, закрыл глаза и стал размышлять о Подвангене и о Самаре. Какие это были чудесные названия!

Когда он вернулся в расположение части, то нашел Годевинда, сидящим у березы, к которой они тогда привязали пленного.

— Ну что сказали в штабе? — спросил тот, как бы между прочим.

— На полпути пленный попытался убежать, и я застрелил его, — солгал Роберт Розен.

Годевинд задумчиво посмотрел на него.

— Нормально, — пробормотал он. — Он пойдет к партизанам и убьет некоторых из наших солдат, но это известно лишь нам обоим.

Дневник Роберта Розена

Рано утром удалось искупаться в ручье, это было очень даже кстати. Но после часа пешего перехода я вновь выгляжу, как мавр. Пыль, поднятая танками и грузовиками, оседает на нас. Каждые полчаса приходится полоскать рот водой, чтобы выплюнуть пыль, забившуюся до самой глотки. Моя губная гармошка не в состоянии произнести ни звука, она вся залеплена грязью.

На нашем пути встречаются деревни с прекрасными церквями, которые издали смотрятся очень романтично. Однако вблизи их вид ужасен. Всюду валяются мертвые лошади и застреленные русские.

После полудня мы попадаем в страшную грозу. Через полчаса дождь превращает все в грязь, сапоги проваливаются в нее по самые голенища. Один из русских солдат лежит посреди дороги, втоптанный в грязь проезжающими автомобилями. Никому нет до него дела.

Вновь прекрасная местность, плодородная почва, богатая известковыми удобрениями. Зачем нам нужно устраивать войну в такой местности? Слева от нас тянется гористый склон, он покрыт лиственным лесом и простирается ввысь и вширь. На полях рядом с дорогой большие посевы кукурузы, помидоров и тыквы. Помидоры уже перезрели, их прибило к земле, и они начинают гнить.