Отечество без отцов

— Партийные бонзы жируют и пьянствуют, спят с нашими женами, в то время как мы находимся по уши в русском дерьме, — кричал он. Вскоре все уже знали: его жена удрала с другим.

— Такие письма нельзя пропускать на фронт, — высказал мнение Годевинд. — Вот чем должна заниматься цензура.

Дневник Роберта Розена

Недалеко от места нашего расположения валяются двадцать околевших лошадей. Рядом с ними в огороде находятся немецкие могилы героев. Я задаюсь вопросом, что будут делать хозяева этого огорода с могилами, когда мы покинем это место? Будут ли они высаживать на них цветы? И кто должен закапывать мертвых лошадей?

Три лошади, которых мы захватили у русских, совсем обессилели. Слишком большая нагрузка свалилась на них. Унтер-офицер Годевинд приказал мне застрелить их, чтобы они не мучились, но это оказалось выше моих сил. Тогда он сделал это сам.

На окраине деревни рядом с прудом мы обнаружили большую воронку. Это все, что осталось от солдата и двух лошадей, которых он повел на водопой. Одна из лошадей, к несчастью, наступила на мину. И вот теперь вокруг разбросаны их куски: людские и конские кости вперемешку. Кто будет их собирать?

Стадо молодых бычков гонят прямо по свекольному полю. Никто не думает о том, чтобы выкопать свеклу для зимних заготовок. Голод наступит лишь в следующем году. Одного бычка мы застрелили и отправили на кухню.

До полудня мы настреляли двадцать девять гусей и вызвали женщин из местных домов, чтобы те их ощипали. Капитан получил двух гусей. Вот это будет пир.

После обеда мы расположились на отдых в одном из зернохранилищ. Прямо перед ним вчера взорвался снаряд, уничтожив шестнадцать русских лошадей. Почему я говорю, что это именно русские лошади? Животные ведь не имеют национальности.

Бойцы отправились на охоту за курами. Они приносят их целый мешок, отрезают пернатым птицам головы и втыкают их в штакетник. Камрад Пуш цитирует строчки из стихотворения Вильгельма Буша: «Едва успеешь отложить яйцо, как смерть берет тебя в кольцо».

Нам встретилась артиллерийская батарея на конной тяге. Рыжий мерин, стоявший у орудия, показался мне знакомым. Я поговорил с артиллеристом, затем с лошадью, но она не реагировала. Но я почти уверен, что это был наш Феликс. Думаю, что воздушные тревоги и грохот пушек настолько сбили его с толку, что он меня попросту не узнал. Ну, да ведь у животных тоже есть своя война, только они не могут об этом рассказать.

* * *

Он любил деревья, холмы и долины. Живя в деревне, он воспринимал природу как божественный дар, посланный человеку, чтобы тот чувствовал себя в ней вольготно. Совершенно по-другому это было у Вальтера Пуша. Тот приходил в ужас при виде бескрайних русских лесов, они внушали ему страх. Гейнц Годевинд сравнивал русские просторы с океаном, леса виделись ему морями.