Читаем Отечество без отцов полностью

Я встаю в половине пятого, так как не могу больше спать. Брожу по саду, выдергиваю несколько морковок из земли. Они еще маленькие, но хорошо утоляют жажду. Чей-то танк проехал прямо по огороду, опрокинул забор и оставил после себя глубокую борозду. Я досыта наедаюсь сливами.

По деревенской улице девочка гонит коров. Когда она приближается, я вижу, что это уже достаточно взрослая девушка. Она напоминает мне Эрику.

Ровно в шесть часов начинается артиллерийская канонада, более сильная, чем обычно. Солдаты еще успевают обзавестись курами. Они получают пять штук, уплатив за все про все пять марок. Одной из кур я тут же скручиваю голову и ставлю вариться. Приношу из сада еще петрушку и лук для куриного супа. По пути вспоминаю, что сегодня день рождения у моей сестры Ингеборг.

Издали русская деревня вовсе не похожа на наши вестфальские селения. Если у нас они образуют прелестное сочетание зеленых деревьев и домов, а красные черепичные крыши приветливо проблескивают сквозь чарующую глаза зелень, то русская деревня не представляет из себя ничего иного, как только однотонно окрашенные деревянные избы. Вместо окон дома имеют лишь задвижки. Крыши сделаны из дранки или соломы, а между избами чаще всего расположены одиночные ели или березы. В каждой деревне имеется улица, пересекающая ее насквозь, широкая и прямая, вся в рытвинах и лужах, которые наполнены водой. По этой улице бегают бродячие собаки и кошки.

Дневник вестфальца, 1812 год

Был вечер уходящего лета. Они расположились у воды и смотрели вслед водному потоку, который устремлялся на юг, подобно многим другим русским рекам. Лебеди плескались у берега так, будто война их вовсе не касалась. Вниз по течению лежал прямо в воде разрушенный мост, перед ним находилась наведенная саперами понтонная переправа, по которой осуществлялось снабжение. Рев моторов и лязг танковых гусениц были единственным звуком, нарушавшим вечерний покой. Позади, спрятавшись за береговым склоном, располагалась деревня, в которую они вошли после обеда.

— Если речная плотина вдруг прорвется, то Днепр зальет деревенскую улицу и снесет все избы, — подумал Роберт Розен, остужая свои ноги в проточной воде.

Дым из печных труб, также как течение реки, устремлялся на юг. К реке подошли детишки, держа в руках верши, садки и проволочные корзины, и стали бродить по мелководью. Они пытались поймать рыб и раков. Когда им это удавалось, они показывали свою добычу солдатам. Некоторые из бойцов купались, другие лежали в траве и вспоминали свои реки: Рейн под Рюдесгеймом и Эльбу с ее берегами у Альтоны — одного из районов Гамбурга. А какие реки были в Мюнстере? В Подвангене имелась лишь одна узкая речушка, питавшая озеро и в жаркое лето почти пересыхавшая. Дальше, вверх по течению, другая река делила Пруссию на северную и южную части. Но что значила река Прегель в сравнении с мощным Днепром?

В одной из изб, покрытых соломой, заиграл аккордеон. Звуки накладывались друг на друга, невозможно было понять, кто играет: немец или русский. Но играли мелодию песни о Стеньке Разине, протяжную песню об одной еще более крупной реке, расположенной еще дальше на восток, самой большой реке в Европе.

— До Волги мы никогда не дойдем, — сказал Годевинд.

— По мне так тоже было бы лучше оставаться на Рейне, — ответил Вальтер Пуш.

Рядом с ними кто-то из солдат начал пародировать песню о Стеньке Разине, напевая в такт мотиву: «С бородой, вдали от дома…».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза