Отечество без отцов

В реке Сереть Роберт Розен купался, на берегу Днестра остужал в воде натруженные ноги. Реку, названную в честь деревьев Березина, он преодолел, когда на ней еще не было льда. Затем пошли величественные водные потоки, в своем дневнике он написал о костре, устроенном вечером на Днепре.

С тех пор, как я сопровождаю моего отца, я смотрю на природу другими глазами. Орешник в моем саду напоминает мне о русском юге. В хорошую погоду я езжу на велосипеде по окрестным лесам. Он пешком шагает сквозь август, а я еду в апрель. Береза становится моим самым желанным деревом, она зеленеет раньше всех, ее кора такая же белая, как и русский снег. Могилы героев были украшены березовыми крестами.

В десять часов я возвращаюсь домой с моей велосипедной прогулки по березовым рощам. Едва оказавшись в доме, машинально нажимаю кнопку телевизора и в тот же миг оказываюсь в пустыне. Бронированные машины вздымают пыль, пламя вылетает из стволов их орудий, видны разрывы снарядов и облака дыма. Вновь кровопролитие, а я еще не прошла ту войну вместе с моим отцом.

Мой телевизор настроен на тридцать каналов, и на всех рябит от войны. Я больше не могу выносить зеленое ночное небо над Багдадом.

На войне, в которой участвовал мой отец, тогда не было телевизоров. В его дневнике заканчивается месяц август.

— Из трех миллионов солдат, которые начинали шагать с ним по России, четыреста тысяч к тому времени были уже закопаны в землю или находились в госпиталях, — говорит Вегенер.

С моим отцом пока ничего не случилось, он лишь страдал от волдырей на ногах и от полчищ коварных вшей.

Названия на русской карте местности становятся мне все более чуждыми. У города Хмельницкий я рисую крестик, здесь он насчитал двадцать пять могил героев. В Виннице они находились шесть дней. Вегенер говорит, что фюрер временно устроил там свою ставку и был удивлен, увидев так много светловолосых, голубоглазых детей, проживавших в домах на здешних улицах. Во время своих застольных бесед он так объяснял секрет этой загадки:

— Одно из германских племен заблудилось во время великого переселения народов в окрестностях, где сегодня расположена Винница, и оставило там нескольких крепких мужчин для увеличения потомства.

Фюрер распорядился направить драгоценное наследство домой в рейх и сделать из светловолосых ребятишек добропорядочных немцев.

Вегенер по-прежнему торопит меня из-за Тернополя. Я должна передать записи отца на выставку, рассказывающую о вермахте, он намерен выслать мне ее гамбургский адрес. Но я колеблюсь, потому как опасаюсь, что они могут узнать что-нибудь плохое о моем отце. Станут обвинять его и говорить неприятные вещи в мой адрес. А он ведь всего лишь прошелся по одному из городов, зажимая себе нос от смердящего запаха.

— Что ты думаешь о новой войне? — спросил Вегенер.

Он тоже не может смотреть телевизор, новая война вызывает у него отвращение.

В полночь, когда ночное небо на экране моего телевизора все еще играет зелеными красками, я пишу письмо Ральфу.

— Как хорошо, что ты находишься не в пустыне, а в прекрасной Приштине, — пишу я ему. И добавляю, что заранее уже радуюсь его возвращению домой. Прошу его только не записываться добровольцем для участия в следующих операциях.

Пока я пишу, появляются кадры с первыми убитыми. Они лежат под аравийским солнцем, как выброшенные на просушку снопы соломы. Тернополь повторяется, но как бы в замедленной съемке и при дружеском содействии телекомпании «CNN».

Я ищу письма моих родителей со словами о любви. Хотелось бы узнать, как они становились ближе друг к другу: мой отец и моя мать. То, что я нахожу, носит настолько сдержанный оттенок, так удалено друг от друга, как будто они были совершенно чужими людьми.

Мы размещаемся в старой глиняной хате с жестяной крышей. Питаемся тем, что у нас имеется под рукой. Мне невыносимо видеть, как хозяева пристально наблюдают за тем, что мы едим на завтрак. Я даю хозяину и его жене по вареному яйцу, хлеба у нас у самих мало. Русская женщина стирает нам белье. Я даю ей рубашку и выплачиваю за стирку пятьдесят пфеннигов. Она безмерно счастлива. Русские и польские деньги никто из них брать не хочет.

Поздно вечером приходит почта. Эрика, девушка с веснушками, написала мне.

Перед сном иду на свежий воздух. Войне тоже нужна передышка. Лишь огоньки кое-где указывают на то, что там проходит линия фронта. Мыслями я вновь возвращаюсь домой.