Читаем Отечество без отцов полностью

Дорогая Ильза!

Вчера мы впервые участвовали в атаке. Все закончилось хорошо, у нас не было даже раненых. Сейчас мы размещаемся в деревне, которой овладели. Три дома полностью уничтожены, остальные находятся в таком жалком состоянии, какого я еще никогда не видел. Когда переступаешь порог деревянной хибары, то не понимаешь, куда вначале попадаешь: в кухню, спальню или в свинарник. Забитые до крайней степени домочадцы прячутся по самым дальним закуткам. Когда я вспоминаю наш чудесный дом, то по-особому воспринимаю все, что с ним связано, и мне становится понятно, почему этот народ внушает такой ужас.

На отпуск в ближайшем будущем я уже не рассчитываю, вначале должен быть нанесен окончательный удар. Надеюсь, что после этого мы вернемся в рейх.

Только что нам стало известно, что Америка и Япония объявили войну друг другу. Теперь у нас вновь идет настоящая Мировая война, правда, сегодня обстановка применительно к нам значительно благоприятнее, чем в 1914–1918 годах. Фюрер сразу же на это отреагировал и также объявил Америке войну. Кто знает, возможно, мы еще поскачем на Дикий Запад.

Я подам рапорт нашему ротному фельдфебелю на отправку в Африку. В Киренаике еще требуются наши солдаты для наведения порядка. По пути заеду в Мюнстер.

Голод и холод все больше подрывали военные устои армии и придавали солдатам кайзера вид банды разбойников, а ведь еще недавно они шагали вперед во всем своем воинственном блеске. От дыма костров они теперь покрылись сажей, а глаза нещадным образом покраснели и воспалились. Их лица скрылись за длинными, спутанными бородами и были к тому же вымазаны застывшей на морозе кровью, которая стекала с недожаренных кусков конины, когда они разрывали ее зубами, держа эти куски перед собой на штыках. Вряд ли нашелся бы разбойник, имевший более отталкивающий вид.

Дневник вестфальца, 1812 год

И вновь это случилось ранним утром. Снова это была безликая деревня, названия которой никто не знал.

— В этой России слишком много деревень, — сказал Годевинд. — Если мы даже будем каждое утро брать по одной из них, то и тогда дел нам хватит на десять лет вперед.

Это был день, который совсем не запомнился тем, какая была тогда погода: светило ли солнце или все кругом оставалось сумрачным? Температура была сносной, около семи градусов мороза.

Пока стреляла артиллерия, Годевинд выкурил сигарету, затем еще одну, поскольку полагал, что лучше уж выкурить все сигареты, чем погибнуть, и больше уже вообще не курить. Роберт Розен ел снег. Когда какой-то заяц понесся по полю, то последовал приказ: огонь ни в коем случае не открывать. Нейтральная полоса — самое безопасное место для зайцев.

Деревня напомнила о той местности, откуда они несколько дней назад привезли свинью. Но любая русская деревня сразу же напоминает о другой, себе подобной. Вновь часть домов горела, когда они приближались к деревне, скрываясь за клубами дыма. Каждый думал о том, куда он упадет, если в него попадет пуля. Время остановилось, секунды, подобно каплям, медленно растворялись в снегу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза