Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Сергей Рафалович (1875, Одесса – 1944, Бро, департамент Орн, Франция). Поэт, прозаик.

Еще один одессит, ставший парижанином. Одесса как колыбель талантов: Бабель, Багрицкий, Ильф и Петров, Утесов, Жванецкий… Десятки и десятки блистательных имен. И вот плюс Рафалович, не такой яркий, но все же.

Потертый кожаный диван
Просторней и свежей постели,
И пыльный томик – Мопассан —
Лежит нетронут две недели…

Рафалович родился в буржуазной еврейской семье: отец – финансист, мать – дочь крупного банкира Полякова. Детство в Одессе, а затем переезд в Петербург. Учился в Петербургском университете и в Париже в Сорбонне. Работал в агентстве министерства финансов во французской столице. Стихи писал с детства. В Париже в 1923 году, уже будучи эмигрантом, горевал:

А в непогоду, если ломит кости,
По вечерам и в тихий час ночной
Из шкапа книжного выходят гости
И о своем беседуют со мной…

А вот строки, написанные еще в России:

Семи светильникам вселенной
Семь ангелов сурово предстоят,
И над землей, пустынной и смятенной,
Отверсты язвы и сочится яд…

Одно время Рафалович жил в Грузии и при ее советизации возглавлял Союз русских писателей. В 1922-м покинул и Грузию, и Россию и уехал в Париж, где познал до конца горечь скитальческой жизни:

Так повелось, что стали нам жилищем
Кабак и постоялый двор,
Не люди мы, а пыль, и на кладбище
Нас вынесут как сор.

В эмиграции опубликовал более 20 книг. А помнят Рафаловича по пьесе «Отвергнутый Дон Жуан», написанной в 1907 году в Петербурге.

* * *

Следующая фигура преоригинальная – Петр Моисеевич Пильский (1876, Орел – 1941, Рига). Журналист, литературный и театральный критик. Неординарный и экстравагантный. В молодые годы изящный человек. В пенсне. Чистенький костюмчик. Модный галстук.

До того как стать литератором, в поисках ответа о смысле жизни ходил ко Льву Толстому в Ясную Поляну. Как офицер-артиллерист участвовал в Первой мировой войне, был ранен. Истинное призвание нашел в журналистике, сотрудничал со многими изданиями, включая «Сатирикон». Печатался как в столице, так и в провинции. Одно время жил в

Одессе. Прославился буйным, боевым темпераментом и едким, жалящим пером. А. Бухов называл Пильского «одним из самых ярких разбивателей литературных лиц и морд».

«Великий босяк русской журналистики». Он гордо несет свое прозвище. Он вдохновенно рассказывает, как он обедал в лучших ресторанах Петербурга и не платил, выдавая себя за македонского революционера, у которого в кармане бомба, или секретаря Распутина…» (Г. Шенгели. Черный погон).

«Пильский мог бы остаться в истории русской журналистики, потому что он писал умно и увлекательно, блестяще владел стилем, им всегда руководила четкая мысль. Но легкомыслие, любовь к прожиганию жизни и вину свели на нет его большие литературные возможности…

В 1916-м, во время мировой войны, когда Пильский щеголял в Петрограде в форме поручика, он как-то вышел из Мариинского театра, где на спектакле присутствовал царь. Ясно, у подъезда толпились городовые, жандармы и сыщики. Он зычным голосом скомандовал:

– Всем городовым выстроиться в две шеренги!

Городовые послушно выполнили команду. Пильский степенно прошел вдоль рядов, сел в сани, громко крикнув:

– Спасибо, братцы, за верную службу.

И уехал, прежде чем кто-либо опомнился…» (А. Дейч. День нынешний и день минувший).

В 1917-м Пильский описал, как гоголевский франт-Петер-бург превратился в пошлого мещанина. Октябрьскую революцию не принял и писал антисоветские статьи. Успел издать несколько номеров журнала «Эшафот», а потом его закрыли. В 1918-м выступил со статьей «Смирительную рубаху!» об ужасах нового режима, представителей которого называл «алкоголиками» и «дегенератами». В 1921 году был вынужден бежать из Петрограда в Киев, а затем в Бессарабию и Эстонию. Жил то в Таллине, то в Риге. Печатался и выступал с лекциями о Ленине и Троцком, в частности, отмечал, что «Ленин-публицист скучен до тоски, однообразен, как замерзшая пустыня». Выпустил книгу «Затуманившийся мир» – воспоминания о писателях, от Блока до Маяковского. Приход советских войск в Латвию застал Пильского уже тяжелобольным. Он умер 21 декабря 1941 года. Его литературный архив был изъят и пропал. И остались от Пильского только обрывки воспоминаний как о «трактирном ницшеанце» (так назвал его добрый Корней Чуковский) и «рыцаре художественной критики».

* * *