Отечество. Дым. Эмиграция. Книга 1. Русские поэты и писатели вне России

Мне что ж, с Евтушенко кричать о кубинском притоне,
О Мигуэлях и Кастро, поверивших в СССР,
Иль на футуристическом саксофоне
Чертить с Вознесенским параболы огненных сфер?..

Нет, у Терапиано были свои темы. Своя история. И свой мелодический голос, идущий из глубин Серебряного века.

* * *

Нина Бродская (1892, Киев – 1979, Франция?). Художница и поэтесса. Училась в Берлине, в Строгановке в Москве. Эмигрировала из Киева. Жила с сестрой Ольгой в Берлине, оформляла «Гамлета» в постановке Макса Рейнгардта. Входила в группу русских поэтов. Единственный поэтический сборник – «Напролет» (1968).

Нам, пощаженным, нам, полуспасенным,
нам, полусытым – позор.
Грозы – другим, но удушие – всё нам:
жуть междугрозий и нор.

Мы убегали от красных и бурых

и прибежали – в тупик.
Не уберечь ни души нам, ни шкуры.
Ужас настигнет. Настиг.

Мы отреклись от былого, смирились,

хлебом чужбины живя.
В памяти мы схоронили России
ветры, напевы, поля…

Всё за обманчивый призрак покоя,

непринужденья, труда…
Больше теперь не прошу ничего
я и не бегу никуда.

Что мне осталось, проси, не проси я,

пусть разорится дотла…
Только б Россия, Россия, Россия,
только б Россия жила.

(Тулуза, 1941)

Россия – как заноза в сердце. Саднит. Или круче – бомба замедленного действия.

* * *

Что ни эмигрант, то – зигзаг судьбы! Василий Сумбатов (1893, Петербург – 1977, Ливорно).

Князь, потомок древнего грузинского рода, «давно обрусевшего», как сам Сумбатов отметил в автобиографии.

Учился в кадетском корпусе, служил в действующей армии. В 1920 году эмигрировал и обосновался в Риме, где прожил 40 лет. Работал рисовальщиком для Ватикана, дизайнером по тканям и костюмам на киностудии, преподавателем русского языка и в русском книжном магазине, где в одном лице совмещал обязанности директора, продавца и уборщика. Не княжеское это дело? Но кушать-то хочется…

Стихи князь Сумбатов писал с 12 лет. Первая книжка вышла в Мюнхене в 1922 году, последний сборник «Прозрачная тьма» в Ливорно в 1969-м. Поэт-визионер. «Читая его стихи, невольно вспоминаешь таких поэтов, как Фет, даже Случевский», – отмечал кто-то из критиков.

Ахматова, Иванов, Мандельштам —
Забытая тетрадь «Гиперборея» —
Приют прохожим молодым стихам —
Счастливых лет счастливая затея.

Сегодня я извлек ее со дна

Запущенного старого архива,
Иль сорок лет – еще не старина?
И уцелеть средь них совсем не диво?..

«Октябрь. Тетрадь восьмая.

Девятьсот Тринадцатого года…» год заката,
Последний светлый, беззаботный год.
Потом – не жизнь, расправа и расплата.

Тетрадь – свидетель золотой поры,

Страницы, ускользающей от Леты,
Раскрыл, читаю, а глаза мокры:
Как молоды стихи! как молоды поэты!

И как я стар! Как зря прошли года!

Как впереди темно и как пустынно сзади!
Как жутко знать, что от меня следа
Никто не встретит ни в какой тетради.

Если позволено обратиться к ушедшим, то обращусь. Уважаемый Василий Александрович, след от ваших стихов остался, и не сомневайтесь по этому поводу. Знатоки знают и читают, хотя их, конечно, осталась горстка. Особенно ценно то, что в период конца империи и переименования Петербурга вы верили, что

Ты имени лишен, но Всадник Медный
Руки не опустил, – придет пора, —
Разгонит он рукой туман зловредный
И впишет вновь на картах: град Петра.

Так оно и произошло: никакой не Ленинград, а именно Петербург. И как восклицал другой поэт, тоже слегка хлебнувший горького эмигрантского напитка Николай Агнивцев (о нем расскажем позже):