Отель «Гонолулу»

Девушка спускалась вниз, к пляжу, и солнце следовало за ней, дорога шла под уклон, и света становилось все больше, Рейн просто погружалась в океан тепла и света. Лайонберг приник к менее мощному из своих телескопов, следя за ярким силуэтом. Весь день он наблюдал за своей гостьей: она плавала, лежала на песочке, дремала.

Весь день он ничем больше не занимался — только любовался и ждал, когда же она вернется. В пять часов она наконец пришла и увидела, что он ждет молча, вытянув руки по швам, надеясь услышать от нее какие-то слова, но она избегала его взгляда.

— Выпьете что-нибудь? — предложил он наконец.

— Я так устала. — Похоже, она перегрелась, кожа покраснела, улыбка измученная.

Лайонберг растерянно наблюдал, как гостья уходит в свою комнату. День еще не закончился. Он выпил один и понял, что привычный ритм жизни безнадежно нарушен. Слишком рано для выпивки, даже вкус у спиртного неправильный.

Ужинал он без нее, чувствуя себя одиноким — да, именно одиноким. Возле его тарелки лежала открытая книга: «Дондзуан Ци — тридцать методов». Иллюстрации были неплохие, но текст — что за ерунда! Лайонберг принялся вслух читать заголовки, словно желая позабавить незримого сотрапезника: «Извивающийся дракон… Огромная птица, парящая над темным океаном… Кошка и мышь делят одну норку… Мул трех источников… Осенние собаки»…

Запнувшись, он захлопнул толстую, дорогую книгу. Аппетит пропал. Лайонберг поймал себя на том, что неотступно смотрит на незанятый стул, и подумал, не перегрелась ли Рейн на солнце. «Пей прежде, чем почувствуешь жажду, иначе наступит обезвоживание». Он ведь предупреждал.

В гостевой комнате было темно. Вероятно, девушка задернула занавески, чтобы отгородиться от солнечного света, а теперь и лунные лучи не проникают сюда. Несколько минут Лайонберг стоял в темноте, держа перед собой стакан воды, пока не угадал очертания ее тела на кровати — сперва он даже стакан в своей руке не мог разглядеть. Рейн набросила на себя простыню. Та маленькая, скомканная штучка на полу — скорее всего, купальник, а сама она обнажена.

Лайонберг склонился над девушкой, вновь ощутив прилив счастья, и счастье его стало еще полнее, когда он осознал, что это отраженное чувство: вдохновлено ею, но принадлежит ему.

— Что это у вас?

Ее голос внезапно прозвучал очень отчетливо, очень бодро. Неужели она все это время лежала с открытыми глазами?

— Принес вам стакан воды.

— То, что надо.

Она села, набросив простыню себе на плечи, как тогу. Несомненно, она обнажена.

Девушка торопливо выпила воду, жадно глотая, горло ее ходило ходуном, словно от рыданий. Она аккуратно поставила стакан на мраморный столик. Похоже, она тоже умела видеть в темноте.

— Садитесь тут.

Он облегченно засмеялся и подошел к ней. Мысленно он заклинал ее произнести именно эти слова.

— Который час?

— Десять примерно.

— Ох ты!

— Это не поздно.

— Угу.

Под этот незамысловатый разговор он скользнул поближе, притронулся к ней, погладил теплое бедро, оказался совсем близко, его плечо соприкоснулось с ее плечом, он почувствовал, как ее пальцы пробежались по его ноге. Ройс подумал: нет для человека лучшего утешения, чем щедрое прикосновение чьего-то теплого тела, — и от этой мысли почувствовал себя отнюдь не мужчиной в миг торжества, а несчастным мальчишкой, не осмеливающимся прижаться губами к ее губам.

Он затаил дыхание, когда ее пальцы коснулись самой нежной, самой уязвимой его плоти, но она отдернула руку, испугавшись его величины, притворилась, будто проникла туда случайно. Он схватил ее руку, крепко сжал, ладонью к ладони, заклиная.

Наклонившись к ней, чтобы вымолвить слова просьбы, он поцеловал ее. Это и было мольбой. Губы виноградного вкуса — это от подслащенной воды.

— Нет, — сказала она ему губы в губы.

И отодвинулась от него, между ними на постели пролегла тень.

— Нет еще, — сказала она.

В голосе ее звучало желание. Лайонберг видел, что она хочет этого так же сильно, как он сам, но девушка мудра и знает, что все идет не так, как надо, время выбрано неправильно. Он восхищался ее мудростью.

Она вновь притронулась к тому напряженному месту и сказала:

— Не могу же я тебя так оставить.

Не колеблясь больше, она изогнулась, уронила голову ему на грудь, обхватила рукой его пенис, похожий на сук с ободранной корой. Она лизала его, обхватывала губами, и это походило на лечение — словно она покрывала его разогретой мазью, словно с губ ее и языка лился бальзам. Она опустила голову, длинные волосы упали Лайонбергу на бедра. С губ его сорвался негромкий вскрик, и она еще больше сосредоточилась, перехватила покрепче, нажала, выдавливая себе в рот последние капли его сока.

— О таком сексе я мог только мечтать. — Он не узнавал своего голоса.

Она задрожала всем телом — Лайонберг понял, что она смеется, — и ответила:

— Это не секс.

Он притянул ее к себе, поцеловал измазанные губы и сказал:

— Ты мне нравишься, милая. — И ушел из комнаты, не оглянувшись, растворился в темноте.

53. Отлет

— Рой-бой, где моя девчонка? — проревел в телефонную трубку Бадди Хамстра. — Держу пари, ты будешь рад меня видеть!